Лариска, которую природа щедро наградила ростом и богатырским телосложением, работала у нас не так давно. Бухгалтер материальной группы, в чьи обязанности входило раз в квартал проводить сверку имущества, приходила с огромной амбарной книгой, которая даже в ее могучих объятиях смотрелась устрашающе, и мы начинали поход по кабинетам.
-Стул, инвентарный номер такой-то — один. Есть?
-Есть.
-Стоол, инвентарный номер такой-то, один. Есть?
-Есть.
-Графин стеклянный. Есть?
-Есть.
Почти как в фильме «Служебный роман». И продолжение было почти по фильму. Эта сверка продолжалась три-четыре дня. Вечером мы садились в каптерке и подбивали итоги трудового дня. Чтобы не скучать, прихватывали из столовой немного закуски и запивали ее казенным спиртом. Лорке эти возлияния что слону дробинка. Только лицо раскраснеется. А потом прощались до завтра и шли по домам.
Сидим как-то вечером, заедаем усталость столовской пайкой, сверяем записи. Лариска потянулась сладко, аж косточки хрустнули и натянулась форменнная рубашка, обрисовывая огромные груди, что еле вмещались там, грозя вырваться на волю.
-Ларис, выронишь титьки, так потом не соберешь.
-А ты на что? Мужик ты или не мужик?
-Конечно, мужик. Только рука у тебя больно тяжелая. Чуть что не понраву и готово — инвалид производства, пострадавший на заталкивании выпавших титек.
-Не бойся, маленький, больно не будет.
-Ну да, не успеешь ничего почувствовать. Очнешься — гипс.
-Да ладно, что я, зверь какой. могу и сама достать титьку, если хочешь.
-Глупый вопрос. Хочу. Такие титьки на дороге не валяются.
-А не забоишься? Вдруг разохочусь? Что делать будешь?
-Исполнять твою охоту.
-Смотри, я предупредила.
И Лариска, встав со стула, жалобно пискнувшего под ее весом, расстегнула рубашку, сняла ее и повесила на спинку стула. Расстегнула лифчик, способный прикрыть головы четырем туркменам или узбекам вместо тюбитейки и вывлила груди. Посмотреть было на что. Размером с небольшой арбуз, молочно белые, с розовым соском. От них невозможно было взгляд отвести. Руки аж зачесались, стремясь ухватить эту красоту, потрогать, погладить, поцеловать. Хриплым голосом попросил позволения потрогать, а Лорка смеется
-Что за мужики пошли? Смелее надо быть. Не съем же я тебя.
Смелее, так смелее. Прижал, что мог ухватить в обе ладони, уцепился ртом за сосок, который начал набухать во рту, становясь упругим. А Лариска прикрыла глаза, тяжело дышит, сама уже расстегивает мне брюки, вызволяя то, что встало в них и теперь просится на волю, поближе к Лоркиному тележды, гладил ее задницу, пальцами трахал пизду, старался довести девушку до состояния большого хотенчика. Лариска и так уже текла, а когда я, избавившись от одежды, присел на колени и несколько раз лизнул клитор, потом взял его губами и начал легонько сосать, уткнувшись носом во влажную дырку влагалища, она заверещала.
-Ой, не надо, ой, сейчас кончу.
Как будто с полностью набитым ртом, невнятно пробубнил
-Кончай, доскачем и до второго раза.
Лорка подалась задом, насаживаясь на мое лицо, заерзала по нему мокрой пиздой, застонала, заохала и кончила. Упав грудью на стол, содрогалась всем телом, оттолкнув меня и только лишь позволив моим пальцам находиться внутри нее. Передохнув, даже не распрямляясь и не меняя позы, она вновь задвигала задом, а я, не спрашивая более разрешения, вновь присосался к ее пизде.
-Давай, сейчас кончу-у-у…
И я дал. Вставил в Лорку свою плоть и погнал. Видимо, сильно разогрел девицу-красавицу. Она обогнала меня и теперь лишь охала, когда я , шлепая своим тощим животом по ее пышнвм ягодицам, входил в нее.
Кончил, отдышался. Лорка, повернувшись, сгребла меня в охапку, поцеловала и как была в костюме Евы, села на стул.
-Наливай. Выпьем за то, что баба оскоромилась.Только скажешь кому, порву пополам.
Такая порвет и не охнет. Да и зачем говорить, если все это сокровище теперь мое.
Еще разок повторив для закрепления материала, пошли по домам. Как и положено, проводил даму до дома. Хотя с такой комплекцией это ей бы меня провожать и охранять от хулиганов. Прощаясь,иска сказала
-Распечатал бутылку? Теперь будешь каждый день пить, в покое не оставлю.
Она такая, и впрямь не оставит.