Впереди у меня лето, и мне всегда приходилось придумывать что-то такое, чтобы оно было насыщено интересными приключениями, и до поездки в деревню строил себе разные планы. Ездил в школьные каникулы только в деревню; что произошло в деревне за год моего отсутствия — интересовало всегда. Иногда удавалось побывать и в рождественские дни.
Очень хорошо встречали этот православный праздник, всегда приезжало очень много родственников, чтобы его отметить. Приятно было увидеться со своими деревенскими дружками, и посмотреть, как они выросли и изменились за это время. Но зимой было не так интересно, т.к. холодные зимы больше располагали полежать на русской печке. Я настраивал себя на летние радостные деньки в деревне. Три месяца, которые предстоит провести у родной тети в деревне, меня очень воодушевляли. С деревней связываю и свои сексуальные увлечения, и прочие интересы.
В деревне я появился в таком возрасте, когда мальчишки начинают увлекаться сексом, и мне уже было 11лет. Тогда у меня появилась сперма, мне приятно было драчить; а в деревне такое получалось с большим наслаждением. Там сама природа и условия позволяли мои увлечения разнообразить.
Я сдружился в первое же лето моего пребывания в деревне с соседским пацаном, и звали его Колька. Вспоминаю такое событие из нашей совместной дружбы того года. Мы написали еще тогда совместное письмо в районную газету, чтобы через неё нам дали советы, как воспитывать и чем лучше кормить щенка. Кольке подарили щенка, и он не знал, что с ним делать, и мы решили написать письмо в районную газету «Новая жизнь». Ответа от редакции мы так и не получили. Это было в самом начале лета, а впереди нас ждали новые увлечения и приключения. Щенок рос и без их советов; рос, как на дрожжах и становился дворовым псом. Соорудили ему конуру, чтобы он понимал, что у него есть своё жилище. В деревне не принято было держать пса в избе, а почему я так и не узнал.
Мы с другом Колькой, когда я приехал в деревню, то с первых же дней стали сооружать шалаш, чтобы проводить в нем время. Решили его строить недалеко от наших домов. Мы выбрали место, где росли лопухи, это был просто бурьян. На нашем посаде в этом месте росла с огромной, ветвистой кроной ива (ветла), и под ней образовывалась огромная тень. Сооружали наш первый шалаш с большим желанием, и за три дня наносили веток, длинных слег, а для подстилки накосили свежего сена. Лес был от деревни не близко, и приходилось тратить много времени. Чтобы защититься от дождя, удалось камышом с реки покрыть наш шалаш. Радости было полные штаны, принесли даже кое-какое постельное бельё.
Первая ночь прошла без проблем и незаметно, а вот вторую ночь до утра я провел один, под утро Колька смотался к себе домой. Когда я в доме не ночевал, то моя тетя догадалась, что я поселился в шалаш. Она мне потом сказала, что слышала нас, как мы его сооружали. Колька потом оправдывался тем, что очень замерз. Я ему предлагал спать вместе под одним одеялом, тогда будем согревать друг друга своими телами. Мне хотелось, чтобы мы соприкасались своими телами и, если можно, то испробовать другие (сексуальные) забавы. Он был симпатичным простым деревенским пареньком, и мне хотелось с ним познакомиться и таким способом.
Я имел в виду — вместе подрочить, с ним у меня еще не было никаких эротических увлечений. Колька стеснялся, и что-то его останавливало…? Пройдет какое-то время, и я узнаю, от кого деревенских, что у него энурез (писался ночью), и чтобы я не знал об этом, он и не стал со мной ночевать в шалаше. Возможно, он описался в ту ночь и, чтобы я не застал его в мокром виде, он смотался домой. Действительно, в шалаше поначалу было неудобно: утром было холодно и сыро, комары тоже докучали своим писком и укусами. Мне тетя принесла ещё теплое одеяло, чтобы не замерзнуть поутру.
Колька не выдержал первого испытания и ушел домой, а я продолжал держаться. Я не стал его осуждать за это. Еще было одно обстоятельство, которое требовало сменить место расположения шалаша. Утром, когда доярки рано утром шли на ферму, то собаки, которые сопровождали своих хозяек, учуяв рядом с тропой наш шалаш, набрасывались на него с лаем. Шалаш, который должен был конспиративным, стал известен всем в деревне.
Теперь я решил соорудить шалаш сам, но только в другом месте, в зарослях заброшенных колхозного вишнево-яблоневого сада. Это место находилось в конце нашего огорода и заканчивалось картофельным наделом, с выходом на травостой. Я перетащил все строительные материалы шалаша на новое место. Вишни и яблок еще в саду не было, они только начинала наливаться. Место оказалось таким конспиративным, что никто не догадывался, что в таких зарослях имеется шалаш.
Я трудился почти весь день, чтобы мой шалаш был готов для эксплуатации как можно быстрее. Когда на улице было жарко, то в нем всегда сохранялась прохлада. Правда, докучали комары и мошкара; иногда залетали огромные шершни (осы) или пауты (слепни), их приходилось выгонять с помощью подушки, которую я принес из дома. Мне доставляло наивысшее удовольствие раздеться догола, и только теперь смог наслаждаться жизнью в таком виде — в естественных природных условиях. Не скрою от вас, что мой стоячок всегда терся о лобок живота, и я привык дрочить по нескольку раз в день. Я играл писуном до наступления оргазма и только тогда мог отдышаться и заснуть.
Я любил смотреть на небо, и если высоко в нем парили ласточки, это означало, что дождя не будет. Днем кузнечики, а вечером и ночью слушал стрекот сверчков, а вот светлячков можно было увидеть только в ночной темноте. Во время затяжного дождя я уходил спать домой, т.к. в шалаше нагишом было очень прохладно и настроения не было, и в одиночку его не с кем было поднимать. В доме я спал на железной кровати в сенях, а с утра куры мешали своими криками и не давали спать. Как только солнышко показывалось и становилось сухо, то я снова перебирался в шалаш. Самое главное в этом — запахи, которые столько во мне возбуждали эмоций, которых в городе не почувствуешь. Только запах свежего сена будили во мне прекрасные чувства. Мне удалось как-то ночевать на сеновале с деревенским приятелем, а затем он стал моим другом, его так же звали Колька, и он был родственником тому Кольке, с которым я строил шалаш.
Семья у него была большая, и он себе летом устроил ложе на сеновале во дворе. Тогда мне не хотелось идти ночевать домой в другой конец деревни, и я остался у Кольки; он и сам хотел, чтобы я остался у него. Мне было весело тем более, когда много ребят, и мы веселились до позднего вечера, а потом расходились. За их задворками было футбольное поле, там мы играли в футбол. Мне понравилось ночевать у него, было непривычно в таких условиях, но я несколько раз просыпался ночью, потому что не верилось что я — в деревне. О том что у меня есть свой шалаш я не говорил, т.к. боялся что он расскажет братьям, и тогда пиши -пропало моё спокойствие. К утру по крыше забарабанил дождь, и его надо было пp> Он двоюродный брат Кольки, тоже житель этой деревни. Мы купались, а затем загорали на берегу, мне ни с того ни сего показывал свой писун, выложив его прямо на свою ладонь, вот тогда я увидел целое «представление». Я не смог бы сделать такое, но он его дрочил и довел до такой стадии возбуждения, что мне показалось, что вот-вот из него выстрелит. У него писун был ровный, как сосиска, а залупка при дрочке стала буро-малиновой, но не такой крупной, как я видел у некоторых пацанов. Такой писун мне, кажется, является классическим и мне такие понравился, и само строение его тела соответствовало его возрасту. Я его узнал только, когда бывал в их доме.
У них была самая большая семья в деревне — из 6 детей. Все были пацаны, а последняя была девчонка — Галинка. Санька, он был старше меня на три года, и у него все этого было крупнее. У него лобок был покрыт пушистыми, кудряшками: они отливались на солнце и были шелковистыми. Но сама промежность и бедра были голыми и гладкими, словно, он их выбрил. Я стал привыкать к таким познаниям, и мне это нисколько не мешало познавать мир сексуальности. От его писуна исходил запах привлекший меня. Я был совсем рядом — в сантиметрах от него; чтобы только не показать свой интерес к накатившему эротизму, я весь напрягся и стеснительно отвернулся.
— Потрогай его, — сказал он мне. Было небольшое замешательство и мне показалось, что я весь горю от стыда. Но пересилил себя и стеснительно взял в кулак Сашкин писун. Он был горячий и еще мягкий, тогда я несколько раз провел по стволу туда- сюда. Хозяин писуна закрыл глаза и языком водил и смачивал губы, так делают только при наслаждении. Я такое тоже делал с собой, когда было приятно. Меня такой охватил азарт и я начал неистово ему дрочить, словно, для себя. Чувствовал, что ему нравится: писун затвердел до предела и из него вырвался фонтанчик теплой мутной малафьи.
Я не переставал ни на секунду так делать; зная, что такой момент самый эффектный и прекращение дрочки означало бы погубить начатое дело. Вся ладонь потом была в сперме, мне пришлось потом вытирать о траву. Липкая жидкость между пальцами высыхала на жаре, и пришлось сполоснуть руки в пруду. Белые хлопья спермы опустились на песчаное дно пруда, через прозрачную воду было прекрасно её видно. Санька балдел от такого, видно было по его настроению и поведению. Он заметил, что мои плавки увеличились, и скрывать это было бесполезно. Я только что расположил писун так, чтобы не так был заметен.
— Хочешь… я тебе подрочу! — он так и сказал, не стесняясь ничего.
— Нет, что ты…
— Не бойся, тебе будет приятно, так все делают. Ты дрочил до этого?
— Нет, … не буду, это вредно для здоровья.
— Это все враки, взрослые тоже дрочат, а такое придумывают для малышей. У нас все братья дрочат, и мы подсматривали за отцом. Он об этом не знает.Мы передаем опыт друг дружке.
— А как это? … не пробовал.
— У Женьки, Витьки и у меня малафья есть, а у младших еще нет, но дрочат все.
Только до меня дошло, что в их тесной избе стояло три кровати, на которых умещалось все семейство.
Мне пришлось ему показать своего дружка, но дрочить при нем я не стал. Очень был стеснительным и не хотелось, чтобы так сразу показывать чего я умею «пусть думает, то я ещё не дрочу». Он не стал настаивать и мы стали собираться домой, а в этот момент на велосипедах подъехали деревенские ребята. Колька тоже был в этой компании, но я уже не хотел оставаться. От полученных впечатлений хотелось быстрее в свой шалаш. О своём убежище я никому не говорил.
Возвращаясь к шалашу, застал там паренька; им оказался местный пастушок. Тогда, до встречи с ним, мои мысли были только о сексе, так как я это делал всегда при подходе к своему шалашу. Я и не знал о его присутствии и до этого уже стягивал плавки, соответственно, соблюдая предосторожность, — в это время на огородах могли быть другие люди. Ограждений между огородами не существовало, можно было зайти в любой огород и набрать чего хочешь, но этим никто не занимался, а так вечерами на гулянке ребята хвастались первыми яблоками или крыжовником с других огородов. Многие догадывались, чьи фрукты едим.
В эту пору настроение поднималось, и мои сексуальные прихоти множились, писун наливался кровью и стоял на 12-ти. Я ворвался в свой шалаш уже нагишом.
Паренёк спал на моём месте, и я не стал его будить. Места хватило бы еще на двух человек, я узнал в нем пастушка. Он очень крепко спал, я его внимательно стал рассматривать. Я увидел, что штаны были спущены, и его голая попа видна в затемненном пространстве шалаша. Вовнутрь попадали солнечные лучи, и спокойно можно было читать. Я сразу догадался, что он обнаружил журнал с эротическими картинками и позабавился ими по назначению. Сперму его я обнаружил на свернутом лопухе. Я развернул огромный лист и рассматривал его сперму, ее было много. «Он не успел его выкинуть и так быстро уснул… Значит он спустил совсем недавно» — с такими мыслями я пришел к заключению. Я не стал ничего больше делать, а положил лопух на то же место. Только бы вы видели меня в это время, голого и со стояком до пупка, который только что зарядился очередной эрекцией. Я не стал одеваться, а прилег рядом не нарушая сон пастушка.
Звали пастушка Матвей, но это я потом узнал, когда мы познакомились ближе. Я приходилось видеть его до этого, так как из окна видел, как он сгонял скотину, а у тети были овцы, и она их выгоняла в стадо.
Он, оказывается, подрядился на выпас личного скота колхозников. У него было какое-то время отдыха, и он забрел в заброшенный колхозный сад, чтобы поесть вишню, и где я соорудил шалаш. Скотину сгоняли после того как жара спадала, где-то в 3-м часу дня. Тогда можно было отдохнуть, вся деревня до этого отдыхала. Дом тетки был рядом, и я успевал забежать и поесть что-то, и мне хватало этого на день.
( продолжение следует )