Время до прихода сына я так и проходил, голый ниже поя-са… Людмила не возражала, а больше никого в квартире не было. Жена временами бросала взгляды мне ниже пояса, и при этом довольно так улыбалась… А мой орган под ее взглядами приподнимался, выражая радость… Если Мила не отводила взгляда, то и этот «предатель» гордо так раздувался и торчал колом… Ну жены-то мне стесняться нечего, а про приличия с жжением в «пятой точке» не очень-то думаешь…
Садился только на мягкое… К удивлению сидеть было можно… (думал неделю, как минимум ни на что не сяду) Вот только «приземляться» и вставать больновато, а сидеть тер-пимо… На табуретку правда не садился (экспериментиро-вать… ну его… на фиг… на фиг…)
Старался ничем не огорчать жену (ну при свежих-то вос-поминаниях)… во всем угодить… совался всюду помочь… Время пролетело незаметно… К приходу сына, сходил одел трусы, в просторных… и правда комфортнее, чем в плав-ках… Ощущается, конечно, но терпеть можно…
Я, сколько себя помню, дома всегда ходил только в трусах и футболке… Если своей семьей, без посторонних… Так что мой вид сына не удивит, да он и сам уже давно подражает мне… Иной раз и футболку снимает… – жарко ему засранцу…
Звонок домофона… Открываю… Вбегает веселый Ан-дрейка (еще не догадывается, что его ждет)… Кидает порт-фель:
– Пап, мам, я пообедаю и на улицу… Ребята ждут…
– Сегодня, сына, (даю дежурный шлепок пониже спины, не успевает увернуться…) не получится… Дело есть… Так что переодевайся… в домашнее…
Мордашка сына становится огорченной:
– Меня ж ребята ждут… Может потом сделаем… а сейчас сбегаю погулять… Ну хоть не долго… Ма-а-м, меня папа на улицу не пускает (ябеда)…
– А-а явился, двоечник… – вмешивается супруга, – ника-кой улицы, пока двойки не исправишь… будешь сидеть дома – уроки учить… Переодевайся и марш обедать… А потом мне надо с тобой серьезно поговорить…
– Слыхал… сына, – «никакой улицы»… – снова дежурный шлепок, но в этот раз неудачный, сын уворачивается и скры-вается в своей комнате…
Выходит в одних белых плавочках… (протестует, парши-вец мелкий, как же «несправедливо» обидели… на улицу не пустили)… Плавки – одна видимость приличия – тонюсенькая ткань плотно облегает тело, выпячивая подростковые, еще не развитые член и яички… С обиженно-независимым видом дефилирует на кухню… Слышен звон тарелок и ложек…
Возглас жены:
– Мыть кто будет?..
– Я потом… (знаем мы это потом… потом у нас перево-дится как никогда… знал бы несчастный, что его ждет… так не нарывался бы на «добавку»…)
Выбегает, с намерением скрыться в своей комнате… (сейчас… у меня хрен проскочишь…)… Перехватываю сына за талию… зажимаю подмышкой… несу в гостиную:
– Тебе же мама сказала, будет серьезный разговор…
Обиженно сопит.
Сажусь на диван (не застонать бы самому)… ставлю ша-лопая между колен… ногами прижимаю к дивану… удержи-ваю за руки… (попался, бандит мелкий, теперь не вырвешь-ся)… Он и не пытается… стоит спокойно… не догадывается ни о чем… Рядом плюхается жена с дневником сына и моим ремнем в руке (еще недавно он прогулялся по моим полуша-риям, а теперь похоже готов продолжить свой ударно-воспитательный труд по сыну… – вполне заслуженно ремень называют «лучшим воспитателем»… на себе убе-дился…)
Моя сразу начинает:
– Я тебя, бездельника, предупреждала, чтобы двоек не было… предупреждала, чтоб по дому помогал… предупре-ждала, чтоб вел себя по-человечески… Похоже слов ты не понимаешь… Не доходит до твоей головы… Не понимаешь через голову, поймешь через попу… раз у тебя мозги в зад-нице отсиживаются… будем выбивать обратно в голову… Снимай трусы… живо паразит…
Удивленно-обиженно-настороженно смотрит, похоже начинает подозревать, что шутки кончились… Даже не думая подчиняться, нахально изрекает:
– Ща, разбежался… Детей вообще бить нельзя – это ан-типедагогично… (вот паразит «образованный», обнаглевший от недопоротости, и правда драть пора…)
– А я тебя бить не буду… Я тебя воспитывать буду… А так как до твоей головы не доходит, то доходить будет через попу…
Молчит, сопит, не знает какой еще аргумент придумать.
– … Тём, перегни его через валик дивана и держи, чтобы лежал и не дергался…
Преодолевая сопротивление («мало еще каши съел, раз-бойник») завожу сына за боковую спинку снаружи дивана (она у нас широкая с мягким валиком), укладываю животом на валик, грудью и головой себе на колени, прижимаю… Же-на ловко подсовывает подушку между моими ногами и голо-вой мальчишки: «заорет весь дом поднимет»… Обходит ди-ван, ловко сдергивает с пацана плавки до колен… Все: сын готов к наказанию: телом лежит на валике, ноги свободно свисают, из одежды на ребенке только трусы-плавки болта-ются в районе колен… Вырываться бесполезно, хоть попыт-ки и предпринимаются…
Жена замахивается ремнем, и впечатывает в попу сына…
Раздается:
– а-а-а-а-а-уй-я-а-а-а…
Если б не подушка слышал бы весь подъезд, а так ниче-го… Снова замах, шлепок:
– а-а-а-уй-а-а-а…
Еще замах, шлепок:
– а-а-а-ай-я-а-а-а…
Тело пацана дергается, пытаясь вырваться… приходится прилагать легкое усилие, чтобы удержать его в заданном положении… Ноги выписывают невероятный «танец», такой, что плавки съезжают на щиколотки а потом и вовсе слетают на пол… Бедный мой мальчишечка уже ревет в три ручья, шмыгает носом… Удерживая одной рукой, глажу по спине, пытаясь успокоить хоть немного… Жена прекращает стегать булочки сына, строго спрашивает:
– Ты все понял?..
В ответ сопение, слезы, сопли, всхлипы… и тишина…
(не понял, что ли, что если сейчас несопротивл
– Ты все понял?…
– Да-а-а…
Всего Людмила нанесла мелкому с десяток ударов, попа покраснела, всхлипы усилились…
– Обещания свои запомнил?…
– Да-а-а…
– Все запомнил?..
– Да-а-а…
– Смотри… Забудешь, что обещал, будет вот так:
замах, шлепок,
– а-а-а-ай-я-а-а-а…
– Хватит с него…
Отпускаю сына. Тот ревущий и напуганный встает, всхли-пывает: кулачками трет заплаканную мордашку, спохватывается, тянет руки прикрыться (было б что прикрывать…), тянется потереть напоротую попу… снова размазывает сопли и слезы, снова трет попу…
– Точно все понял?.. Или еще добавить?…
– Н-не н-на-до-о!.. По-о-нял…
– Сейчас идешь в угол… стоишь на коленях… пока не разрешу выйти… думаешь о своих проступках… потом при-дешь просить прощения…
Подчиняется, по пути подхватывает валяющиеся плавки…
– Я тебе, что сказала… Стать в угол… про трусы я ничего не говорила…
Бросает плавки, подходит к тому месту, на котором утром стоял я, опускается на колени… Постепенно успокаивается… изредка хлюпая носом не прекращает тереть пострадавшую часть тела…
(Стоит голый и беззащитный, грустный-прегрустный, «не-справедливо» обиженный, образцовый ребенок… ни за что не поверишь, что этот чертенок еще недавно беззаботно ба-ловался, хулиганил, не слушался, бездельничал, вредни-чал… Вот она «сила» ремня, точно ремень – «лучший воспи-татель всех времен и народов»).
Минут через 15-20, подхожу к Андрею… Становлюсь ря-дом, опускаюсь на колени, обнимаю такое родное тельце… Сын уже почти успокоился, но смотрит обиженно, словно во-прошает: «за что вы так со мной?»… Как могу, пытаюсь, объ-яснить:
– Андрюш, ты же сам виноват, в том что плохо себя вел, плохо учился, не слушался… Тебе же объясняли все это словами… И что до тебя дошло?.. Нет… У тебя была целая неделя, чтобы понять, что ты неправ… Но, ты же ничего не понял… Вот маме и пришлось применить к тебе ремень… Ты на нее не обижайся… Мы с мамой хотим, что бы ты вырос хорошим человеком, воспитанным, порядочным, послуш-ным… А ты нас огорчаешь… Обещаешь и не выполняешь обещанное, «я забыл», «я потом» – не твои любимые отго-ворки… Обещать и не выполнять – это не по-мужски… Ка-призничать тоже не мужской поступок… Настоящие мужики должны уметь выполнять свои обязанности, обещания, му-жественно терпеть назначенное наказание… в том числе и ремнем, а как ты думал, заслужил – получи… Получил нака-зание – попроси прощения… Искупи свою вину… Сделай вы-воды… Постарайся исправиться… Ты же будущий мужчина…
Ты на маму не обижайся… В том как мама тебя наказала ничего стыдного для парня нет, стесняться этого и обижаться не нужно… Наоборот, если мужественно себя вел, не хлюпал, не сопротивлялся, спокойно, без споров и возражений принял все что причитается – это мужской поступок… Давай, успокаивайся… и как мама разрешит, выйти из угла, подойди к ней попроси простить, пообещай исправиться, поблагодари за наказание… Мама же не для своего удовольствия тебя так наказывала, а что бы ты вел себя правильно и вырос настоящим человеком, за которого нам с мамой не будет стыдно и которым можно гордиться…
(Вроде удалось успокоить и примирить с поркой…)
Стоит задумался…
Оставляю одного…
Еще минут, через 20-ть, Людмила, сидящая в кресле, строгим голосом зовет сына:
– Андрей!.. (оборачивается) Можешь выйти из угла…
Поднимается… Подходит к креслу… опускается на коле-ни… обнимает ноги Милы, просит:
– Мамуля, прости меня, пожалуйста!.. Я все понял… Спа-сибо… Я буду слушаться… стараться слушаться… А если… а если… не получится… я не буду спорить… если… если… ты… решишь наказать меня… ремнем… буду стараться не спорить…
(мужик растет, аж завидно стало… 12-ти еще нет, а как смело и мужественно говорит… даже я сегодня не был таким храбрым под ремнем… а этот… ишь ты, сам просит в случае чего драть его… молодец… мужичок… мальчишечка мой дорогой… храбрый мальчишечка…)
– Я прощаю тебя, сынуля… Ты молодец, все понял пра-вильно, а за ремень не обижайся… ремень помогает мальчи-ку стать мужчиной… настоящим мужчиной… – и продолжает, – на улицу ты сегодня не пойдешь, да и сам не захочешь, попа-то болит, так… Завтра посмотрим… А сегодня займись уроками, хоть завтра и выходной, но ты сделай уроки на по-недельник заранее, и повтори те темы по которым у тебя двойки… к следующей субботе, ты должен все двойки исправить… закрыть хотя бы четверками, а лучше пятерками… И лучше сегодня не одевайся, меня можешь не стесняться, ты же мне сын… На стул подложи что-нибудь мягкое, чтобы меньше тревожить попу… Ну все иди… И я горжусь тобой сын… Ты молодец…