— Э-хе-хе! Грехи наши тяжкие!
Мужчина в возрасте лет пятидесяти, крепкого телосложения, покряхтывая взбирался на лестницу. Надо было сено с сеновала скинуть, сложить в сарае. Как ни крути, а корова, да телёнок, да прочие овцы-козы жрали в три горла. Только успевай поворачивайся.
Хозяйство большое, а помощников и нет. Был сын, да и тот на заработки в город подался. И уже почти год от него ни слуху, ни духу. Оставил молодую жену на свёкра-батюшку. Лишний рот. Хотя это как посмотреть. Не на шее сиднем сидит, работает. И по дому тоже всё успевает. Вот и сейчас вон корову за вымя теребит, доит. А хороша бабёнка. Молодая, крепкая, кровь с молоком. И как сын решился её оставить? Ведь дело молодое: не углядишь, кому и подставит. И что потом?Надо же, дурень уродился. И в кого только? Да в кого? В жену покойную. Двух детей родила, а ума так и не нажила. Всё в облаках витала. И любил ведь её. И баловал.
Только что ноги не мыл.Хотя нет, мыл. Это когда на сносях была и сама не могла даже согнуться ноги помыть. И всё ей мало было. Всё о принце мечтала. Не по любви, вишь ты, замуж вышла. А кто силком тянул? Отказала бы да и всё. И девка вся в мать пошла. Не успела замуж выскочить, как уж и развелась. И сынок вон тоже беспутный. Денег и лёгкой жизни захотелось. Лети, соколик, ищи своё счастье. Только не потеряй то, что имеешь, гоняясь за синей птицей. А ничего у него баба. Поглядел на неё и в штанах почуял шевеление. Давно уж никого не прижимал, не заголял подол. В деревне особо не разгуляешься, всё на виду. Пока на пенсию не вышел, хоть на работе изредка к какой бабёнке под бочок подкатывался. Мужик-то крепкий, ни одна не обижалась.
А тут уж сколько времени без бабы. По ночам сниться стали, ровно пацану. А ничего так сношенька, фигуристая. Вот бы её на сене разложить. Или загнуть, поставить задом да всадить со всей дури. Чтобы охнула. Да продрать хорошенько. Тоже поди хочет. Без мужика-то тяжко. Кабы девкой была,а так баба, уже попробовала елдака. Да и честно сказать, сын тот ещё ебаришка.
В одном дому слышно же всё. Поелозит с вечера, и спать увалится. А баба потом днём бесится. Да и хозяйством его Бог обидел. Не в отца, в мать пошёл. Кости тонкой,сам плюгавый. Вроде и не родной, будто нагуляла покойница. Вот девка в меня. Кости широкой, крепкая. Что в заднице, что в грудях, что ростом — вся в отца. Гренадер, ити его. Вот мужик и сбежал со страху поди. Такая ежели приложится, мало не покажется. А ничего молодка-сношенька.
Скинул сено. Сам слез. А покряхтывал не столько от старости, сколько от привычки представляться немощным. На таком ещё пахать и пахать. Начал сено складывать. Сноха подоила корову, молоко домой понесла.
— Ты это, Ленк, молоко отнеси, да воды прихвати тёплой, как возвращаться будешь.
— А надо, папенька?
Ишь ты, папенька. Уважительная девка, с первого дня себя поставила. Вежливая. Не чета каким свиристелкам.
— Да надо бы.
— Сейчас, молоко отнесу только.
— И Таньке скажи, пусть сепаратор настроит да молоко пропустит.
— Ладно.
Вернулась. Воды принесла. Коровка тёплое пить любит. Да и телята тоже. Вон как сосут. Сноха наклонилась через загородку, платье задралось, оголяя зад. Крепкая задница, так и просится в руку, сжать её. Да ты смотри, что творит. Трусы не надела совсем. И как тут свёкру сдержаться? В голове будто замкнуло что. Навалился на сноху, сильнее задирая подол. Придерживая одной рукой её за спину, не давая распрямиться, рвал второй рукой ремень на брюках, рвал пугоиход.
Сперма толчками рвалась наружу, заполняя сноху. Аж в глазах потемнело. Это сколько же терпел? Сколь накопил? Казалось, не будет этому ни конца, ни края. И едва перестал содрогаться, изливая в сноху своё семя, как почувствовал, что прибор его, едва начав опадать, снова принимает боевую готовность. Бывало у него такое. И пока сношенька не отошла от первого раза, двинулся вперёд по второму.
Теперь елдак скользил легко по хорошенько смазанной его семенем внутренности. Сперма сбивалась в пену, выступала наружу, образовывая колечко вокруг ствола. Сноха, смирившись со своим поражением, старалась извлечь пользу из создавшийся ситуации. Елдак входил и выходил с чмоканьем. И сношенька задвигала задом, помогая свёкру. А может и просто получая удовольствие.
Сопение, тоненькие стоны снохи, раздающиеся время от времени, вздохи животных, с любопытством наблюдающими за действиями людей. Вот и второй раз облегчился от семени. Отпустил сноху. Та ещё некоторое время полежала на загородке, распрямилась, одёрнула подол
— Зверь Вы, папенька! Зачем было так? Попросили бы, я бы не отказала.
— Считай, что попросил.
— Вот и платье порвалось. Теперь что?
— Завтра возьмёшь деньги да новое купишь.
— Правда?
— Правда.
Немного помолчала.
— А Вы теперь уж, как захотите, скажите только, я сама дам.
Ещё о чём-то подумала, наморщив лобик
— А вдруг я понесу?
— Ну и родишь. Тебе польза и мне радость.
— А как сын Ваш приедет, ему что говорить?
— Как приедет, так и уедет. Сам тебя бросил. Захочешь — с ним можешь ехать. А нет, так со мной живи. Женой будешь.
— Так я замужем.
— Разведёшься.
— Нет, я погожу. А Вам давать всегда буду. Вы, по сравнению с вашим сыном, мужчина хоть куда. Я думала матку мне выверните. Да и прочистили всё там. А то уж паутинкой зарастать стало.
— Со мной сегодня ляжешь. Не дочистили ещё.
— Как скажете. Давайте я Вас помою. Водичка тёплая есть.
— Ну помой.
Расставив ноги ждал, пока сноха помоет хозяйство, вытрет тряпицей. Та справилась и пока мужик застёгивал штаны, присела, зажурчала, мочась на пол сарая, потом заплескала водой, подмываясь.
Ночью, когда уж засыпать начал, кто-то прокрался к нему в комнату, скользнул под одеяло, прижался голым телом. Ясно кто, сношенька милая пришла проведать свёкра. Повернулся к ней лицом, обнял, навалился, роняя её на спину. Сноха с готовностью раздвинула ноги.