Мой любимый гей (продолжение3)

Увеличить текст Уменьшить текст

И тут мне подвернулся Он. Когда я спокойно завтракала на кухне, а мама в очках просматривала очередные счета и квитанции, мой брат вошел в кухню. Явно не только что из постели, так как он был и одет, и причесан, и даже немного подкрашен, и без: «Привет, как дела, сестренка, хорошо ли спала» задал самый сакральный вопрос: «А не хотела бы ты поработать бухгалтером? Есть одна привлекательная вакансия у моего босса. Только нужно идти сейчас, а то позже его будет не поймать».

«И я тебя рада видеть, милый. Конечно, только побреюсь и завяжу галстук», — ответила я. Он только усмехнулся. К счастью, на все мои не всегда удачные шутки он реагировал просто – усмешкой. По крайней мере, не морщился как Белл.

Так я и очутилась здесь. Босс или Шеф, по имени его никто не звал даже в глаза, мельком просмотрел мои бумаги, мельком оглядел меня с головы до ног и, кивком головы я была принята на работу. Вы думаете, он – не профессионал? Нет, уже позже я нашла у него в бумагах полное досье на меня, помеченное неделей раньше того дня, как я пришла наниматься на работу. То есть заочно он все обо мне уже знал, а поручительство моего брата было весомым довеском к резюме. А поручительство моего брата – стопудовый аргумент, ведь … как вы думаете, кто был номер два после Говарда? Да, я многое упустила из жизни своего брата за последние семь лет, да и он никогда не распространялся на эту тему, как он докатил… дошел до такой жизни.

Как конферансье (а как я им стала – отдельная история) я имела право на два пятиминутных перерыва в течение шоу, и, естественно, я принципиально делала их, когда на сцене был мой брат. Как только я объявляла его выход, я проскальзывала в другую кулису, (подчеркиваю — в другую), и шла пить кофе к Додо на кухню. Благо идти было недалеко.

И вот, конец всем кофе, конец спокойной жизни в свете иллюминации на сцене, и под светом настольной лампы в кабинете и дома, конец карьере конферансье, так как я уже или почти не работник клуба и прохожу как свидетель преступления, которое никак не входило в мой карьерный план. Меня унизили перед всем коллективом, проведя в наручниках через толпу сослуживцев, меня ненавидит Шеф, и единственный кто меня сейчас может утешить, это мой брат. И, еще я не понимаю, что же мне делать дальше. Вести себя, как ни в чем не бывало. Ходить плакаться каждому о несправедливости жизни, или, вообще, собрать вещи и поискать другое место работы. Не знаю.

Происшествие четвертое (к делу не относящееся)

И вот, пока я сидела и предавалась грустным мыслям в обществе своего брата, Армагеддон наступил. Причем пришел он не всему Человечеству, а нашему клубу персонально. В виде блондинки, непонятного возраста. Сначала я решила, что ей около тридцати, но, присмотревшись, поняла, что намного – намного больше. Без стука, без приветствия она вошла в мой кабинет, по-хозяйски оценивающим взглядом прощупала всю обстановку, нас с братом, как часть нее, и только после этого удосужилась обратить на меня внимание.

С языка рвался нетактичный вопрос, который я все-таки после колебания задала: «Вы что-то ищите?»

«Ничего», – ответила она. – «Просто просматриваю свою новую собственность на наличие в ней паразитов и хлама».

Я опешила. Я хотела сказать что-то такое же нетактичное, но вовремя спохватилась. Передо мной же не выпивший мужлан, ищущий драки, а очень даже хорошо одетая дама, в бриллиантах и натуральном Прадо.

«Нет, я ищу бухгалтера, и мне сказали, что я могу найти его здесь».

«Я – это он. Чем могу быть полезна?» — наконец вспомнила я о хороших манерах.

«Будьте добры сдать кассовую книгу, реестр, отчеты по банковским операциям и всю остальную документацию».

«Вы – наш новый налоговый инспектор?» — с косой ухмылкой поинтересовалась я.

«Нет, я ваш новый хозяин». И под нос мне уткнулась бумага, рукописная (!) с почерком нашего Шефа, где черным по белому было написано, что он, такой-то такой, обязуется выплатить проигрыш в сумму … (ого!) такой-то такой (видимо имя дамы) в такие-то сроки, в случае невыплаты – в залог ей оставляется наш клуб, который переходит в ее собственность по истечению срока оплаты долга.

Я попробовала начать протестовать, но увидела печати и подписи свидетелей и нотариуса – все честь по чести. Схватив бумагу, оттолкнув даму, я помчалась к Шефу, которого именно сейчас опрашивал квадратный дядечка в кабинете Шефа, превращенного в допросную.

«Что это?» — крикнула я. Шеф схватил бумагу и невесело усмехнулся, передав бумагу следователю, он произнес: «Ну вот, у вас на одного подозреваемого больше». На что следователь глубокомысленно хмыкнул и убрал бумагу в свою папку. «Выйдите, пожалуйста», — попросил он.

Ладно, приставать к Шефу с вопросами буду попозже. Но, это не значит, что он от меня так просто отвертится. А сейчас, надо поискать себе занятие, а то так заскучать недолго.

«Где моя бумага?» — встретила меня вопросом дамочка.

«У следователя», — буркнула я.

«А что она там делает?» — попыталась наехать на меня наша «новая хозяйка».

«Видите ли, у нас произошло досадное неразумение», — ответила я. – «Убили Говарда».

«А кто это?» — услышала я в ответ.

«Судя по имени – мужчина», — пожала плечами я.

«А судя по вашей реплике – женщина», — в тон мне ответила она.- «Куда идти?» И отплыла в сторону кабинета Шефа, куда я ей махнула.

Сколько она там была — я не знаю, но через некоторое время, (приблизительно через полчаса), из кабинета вывели Шефа и в наручниках (ох, любят они наручники!) увели в неизвестном для меня направлении.

«Это все он!» — вдруг услышала я вопль Фила на другом конце зала. – «Он ему прохода не давал! Он портил его одежду и крал косметику!» — и, все головы повернулись в сторону … моего брата, вышедшего из моего кабинета и стоявшего у перил галереи. Далее последовал обмен кивков головы полисменов, и мой брат очутился там же, где только что был Шеф.

Такого я уже стерпеть не могла. Я рвалась в кабинет, но полисмен у входа был как скала. Я пыталась подслушать в курилке, находящейся через стенку от кабинета Шефа, но в ней толкались наши танцоры. Пробиться к свободной стене было просто невозможно. Повсюду я встречала только заинтересованные взгляды, и ни одного сочувствующего.

Когда я, разочарованная, вышла из курилки, я увидела, как двое полицейских уводят моего брата. «Позвони маме. Она знает, кому сказать о том, что за меня надо внести залог».

Отступление второе (очень даже главное!)

Меня удивила скрытность моего брата. Как так, мама знает о нем гораздо больше,нно, решила провести исследование личных вещей своего брата. У меня была куча вопросов: кто эта дама? Как она собирается вытащить его из тюрьмы? Где она возьмет такие большие деньги, чтобы внести залог? И, вообще, что он от меня так тщательно скрывает? И ответы на них я хотела знать немедленно!

В карманах его рубашек, так восхитительно пахнувших им, я нашла какие-то чеки из магазинов, талоны автозаправок, пару бумажек с телефонами каких-то парней. Так. На полки с бельем мне стыдно было даже смотреть: в таком они были идеальном порядке. Рыться в носках?! Увольте! Так. Чемоданы! Да, в кармане чемодана на полке я нашла портрет взрослой женщины лет тридцати. (Та незнакомка?) Внутри чемодана оказались: чулки женские, туфли на каблуке умопомрачительной высоты, парик (ого, рыжий!), яркого цвета платье со стразами, которые были нашиты практически ковром, и, … я огорчилась: куча секс — игрушек! Я догадалась, так как иногда такое по утрам из спецкомнат выносили уборщики. А однажды был крупный скандал из-за вибратора, который вроде бы потерял один, нашел другой, но у него взял третий, и тоже куда-то дел. Крику было! Мальчики чуть не подрались. А все это время он лежал в ящике у начавшего скандал парня. Тогда я и увидела, что это такое.

Все, больше в его вещи не лазаю! В общем, как было мне ничего не известно о его личной жизни, так и больше не стало. Так, а это что? На ладонь мне из бокового кармана выкатился медальон. Ну, конечно, дешевенький медальон из никеля, а внутри я и он! Такие маленькие, стоящие в обнимку на фоне поля и сарая, где хранилось сено. Ничего эротичного: просто два ребенка, просто сельский пейзаж.

Ясность для меня мог внести только его телефон. Но его мобильный был с ним, когда его забрали. Значит, я не могу посмотреть на имена и фамилии его друзей и, возможно, знакомых женщин. Так. Записная книжка. Где может быть записная книжка? Ага! В другом кармане я нашла блокнотик. Небольшой, с ладошку. Думаете, там были номера телефонов? Как бы ни так! Там были… стихи! Причем, классные стихи. Я не заметила, как просидела час, другой и третий в неудобной позе, пока не прочла весь блокнот. Самые ранние датировались десятью годами ранее, самые последние были вообще без даты. Ну, и почерк у моего брата! Курица разборчивее пишет! Наверно, поэтому три часа просидела! Но, клянусь — не пожалела. Замечательные стихи. Думаете про любовь? Ну, конечно! А про что же еще?

В разгар моих поисков в комнату зашла мама. «Что это ты делаешь, дочка?» — подозрительно спросила она.

«Да брат попросил найти его документы», — соврала я (ох, как некрасиво поступила!).

«А, ну ладно», — вздохнула мама. – «Ты точно знаешь, где искать?»

«Да, мам! Все в порядке!» — попыталась я закрыть своей спиной раскрытый чемодан.

«Близнецы опять что-то учудили в колледже. Пойду — схожу, пока валерьянка действует».

Последнее время мама глотала успокоительное и снотворное горстями, но с моими братиками это мало помогало. Она уже не просила помощи в присмотре за ними (за этими дылдами!), брата всегда не было дома, меня почти всегда. А сейчас я была дома, потому что просто… я вновь оказалась без работы.

«Лузерша!» — будут дразнить меня мои младшие мучители. Брата они не трогали, только исподтишка показывали ему вслед кукиши и языки, имитируя при этом эротичный поцелуй. Брат был единственным взрослым мужчиной в нашем доме, но гвозди всегда забивала мама, она же стригла газон и деревья. Она же тащила тяжелые покупки с рынка. Близнецы имели привычку в это время куда-то технично смываться. И, вообще, по части исчезать из поля зрения, они были профессионалы. Смотришь, вроде бы тихо — мирно играют на лужайке перед домом, а через минуту отвязанная соседская собака скачет весело по маминым грядкам, дотаптывая то, что еще не дотоптала в прошлый раз. А мама в их детстве никак не хотела дарить им собаку.

«Вы – безответственные! Кто будет ее кормить и выгуливать? А кто будет лечить, если она заболеет? Она же не игрушка, которую можно будет через неделю выбросить!» Поэтому мои братья отвязывали соседского (глупейшего пса на свете!) и весело прыгали и носились с ним по огородам и лужайкам соседей. То, что они опять это сделали, мы безошибочно понимали по возмущенным крикам, несшимся ото всех домов нашей улицы.

Бедная мама! Единственное, что ее утешало, было то, что по вечерам, отправив близнецов спать, она брала кисти и спускалась в кухню, где у нее стоял всегда раскрытый этюдник. Единственной вещью, над которой еще не поглумились мои братья, были мамины пейзажи и натюрморты. Мама считала, что это от потенциальной тяги к прекрасному, что хотя бы искусство мои братья уважают, но я считала, что просто из-за того, что у них не доходили до этого руки. Свои пейзажи мама иногда относила знакомой владелице маленькой художественной лавки, и даже иногда что-то продавалось из ее работ, но чаще мама их просто дарила.

Сейчас близнецы уже хвастались друг перед другом пробивающимися усами, но глупости у них не убавилось ни на грош. Только проказы их стали злее и изощреннее. Но, каждый раз, мой брат доставал портмоне, отводил в сторону очередного обиженного домовладельца (учителя, дворника, продавца — лотошника или несчастную пожилую леди) и улаживал дела с помощью денежных банкнот. Иногда ему это не удавалось, иногда у него выхватывали весь кошелек, но до суда, к счастью, еще ни разу не дошло. Потом, он, конечно, отводил их в комнату и, для вида, «воспитывал». Что он им говорил, не знаю, но на полчаса это помогало. «Вот отдам вас в исправительный дом – будете знать!» – пугала мама их иногда. Но, где найти этот исправительный дом, могущий удержать в своих стенах моих братцев?

ДРУГИЕ РАССКАЗЫ ПО ЭТОЙ ТЕМЕ: