Я вывела правило: сексуальную потенцию музыканта можно определить по тому, каким образом он держит свой инструмент. Я слишком много времени провела за кулисами и в музыкальных тусовках, чтобы убедиться в универсальности этого правила. И тот факт, что я целых пять месяцев прожила с Беном, внешностью и татуировками как две капли воды повторявшего Бон Джови, лишь подтверждает мою правоту. Как подтверждают правило любые из него исключения — ведь Бен обнимал гитару как… Как положено обнимать девушку — в самых сладких девичьих мечтах.
Я познакомилась с Беном в соседнем рок-клубе в Брайтоне.. Он выступал там в составе группы с шикарным названием «Обезьянье дерьмо». Вообще-то я пошла туда с благородной целью — отразить концерт в нашей местной прессе. Но, увидев Бена на сцене, обо всех благородных намерениях забыла: о, как он держал гитару! А тут еще кожаные портки, кудри, татушки, улыбка, адресованная исключительно мне, особе в первом ряду, — короче, вам все понятно.
Первые несколько недель пролетели в сплошном блаженстве, прерываемом лишь походами к холодильнику за пивом. Пролетели в моей квартире — Бен по-прежнему проживал с маменькой, которая намеренно унижала его, называя в присутствии приятелей не иначе как Бенджамен. Да разве душа двадцативосьмилетнего подростка такое может стерпеть? В этом вопросе я с Беном была категорически согласна.
Жизнь Бена была в тот момент на подъеме, и я увидела, какой это кайф — статус официальной подруги рок-музыканта. К тому же группа начала раскручиваться: их демо-тейп кому-то там понравился — «Обезьянье дерьмо» даже окрестили «британским вариантом «Саундгардена», им предложили записать пластинку, а через пару месяцев пригласили в турне вместе с еще целой кучей перспективных. Бен, в свою очередь, пригласил в это турне меня — в роли «дорожной жены».
Это была большущая ошибка.
На первый концерт мы опоздали — Бен, Король Гранджа, отказался выходить из дома, пока матушка не упакует ему бутерброды. Заметьте: отказ сей исходил от человека, который запретил мне брать в поездку чемодан, потому что с чемоданом, видите ли, истинному рок-мэну не по пути. Но в путь мы все-таки отправились. Через пару часов гастрольный автобус «Обезьяньего дерьма» полностью оправдывал название группы — но я не роптала. Обо всем этом старшие девочки уже понаписали.
После одного особенно изматывающего концерта в Манчестере мы все в полном составе ввалились в дом менеджера — он пообещал «небольшой отдых». И там я столкнулась с еще одной реальностью рок-жизни: с групповухой, в которую меня зазывал сам Бен. Уклониться мне удалось, лишь симулировав глубокое алкогольное опьянение.
Между прочим, от тех же старших девочек и мальчиков я знаю, что настоящие группы в такие игры не играют: некогда.
На следующую ночь мы с Беном заняли единственную оставшуюся вакантной постель, чтобы наконец-то отоспаться. В три часа ночи к нам ввалилось все остальное «Обезьянье дерьмо» — мальчикам захотелось именно сейчас сыграть что-то там из репертуара «Ред Хот Чили Пепперз». В сопровождении божественного аромата нестиранных носков.
Но все это было ничто по сравнению с Бирмингемом. Накануне наш техник допился до такой степени, что чуть не захлебн девчонке было больно, его не беспокоило — он взволновался только от того, что новый комплект струн стоил целых двадцать фунтов.
К тому же Бен был жуткий скупердяй и халявщик. На день рождения он потребовал от меня семьдесят пять фунтов на починку гитары, во все остальные дни я давала ему «пару-другую» монет на всякие прочие производственные надобности. Когда кончились упакованные мамашей бутерброды, Бен вообще перестал есть — разве только кто накормит. И к концу турне он был такой тощий и зеленый, что Кит Ричардс показался бы рядом с ним Шварценеггером.
Как только я начала трезветь, я начала и понимать, что Бен — это самый отвратительный вариант эгоиста, при этом эгоизм крепко замешан на неуверенности и трусости. Вы б послушали эти разговоры! «Обезьянье дерьмо» непременно пробилось бы наверх, если б: а) родом они были не из поганого английского Брайтона, а из роскошного американского Сиэтла; б) если б в музыкальной прессе не существовал самый настоящий заговор молчания против музыкантов, «которые действительно умеют играть на своих инструментах»; в) если б чертова публика действительно просекала, насколько важны темы их песен; г) если б чертовы критики прочистили уши и вообще наконец-то хоть что-то начали в музыке соображать; д) если б диск-жокеи не пропихивали только тех, кто им платит; е) если б предки раскошелились и дали им денег, чтобы подкупить этих гадов диск-жокеев и т.п.
Короче, терпение мое кончилось. Последней каплей было решение Бена, что группа будет репетировать непосредственно в моей квартире. Каждую ночь. Потому что какого черта тратиться на помещение для репетиций? И каждую ночь эти уроды сидели у меня в гостиной, стряхивали пепел прямо на ковер, распинались по поводу «Нирваны» и орали на меня, если я отказывалась среди ночи мотать к ларьку за пивом.. А какого же еще черта я тут ошиваюсь, спрашивается?
В конце концов я объявила Бену, что нашла себе нового парня, который занимается кик-боксингом. Бен пригрозил, что разобьет мне окно гитарой, но потом припомнил, что последний ремонт секс-инструмента стоил целых семьдесят пять фунтов, и передумал. Корешам по группе он объявил, что я «предала великую идею рок-н-ролла».
Я по-прежнему освещаю рок-события в местной прессе, но уже никогда не лезу внутрь этих самых событий. Обойдутся они как-нибудь и без меня.
Сью Эллиот.