Сырая темница, провонявшая фекалиями, потом и прочими человеческими выделениями, была заперта. Голые четыре стены, по три метра каждая, потрескавшиеся, покрытые потёками воды, кишащие насекомым, окружали странный, неестественный субъект. Единственной маленькое окошко, через которой пробивался свет, яркий, солнечный, был закрыт лицом.
Девушка, лет шестнадцать от роду, схватившись за прутья окошка кое-как поднялась, что бы увидеть цветущий мир вне пределов заключения. Она уперлась в стену коленочками, беспощадно уже разодранными, из-за чего получилось, что её попка, упругая, молодая, задорно торчит, и из-под юбочки видны её контуры, такие эротичные и желанные.
Девочка часто и тяжело дышала, вцепившись в прутья руками с остервенением, не желая отпускать и возвращаться во мрак. Но вот побелевшие от напряжения пальчики начали скользить и девушка, завизжав, упала на спину, плюхнувшись в небольшую лужу. Её легкая летняя рубаха, непропорционально большая для такой малышки, вся порванная и грязная, стала теперь ещё и мокрой, воняющей мочой. В темнице не был предусмотрен ни туалет, ни спальное место…
Девочка уже третий день жила туда. Обитала… еду подавали всего один раз в день. Да и то скудную такую и не вкусную, тараканы и крысы и то вкуснее и сытнее будут. Впрочем, заключенная ещё не пала до такой степени, но была готова. Животик скрутило от голода, забурлило и она скрутилась на полу камеры калачиком, обняв себя за плечи и вдруг тихо заплакав. В левую от входа в камеру стену стали раздаваться глухие стуки. А где-то далеко кто-то завыл, чуть ближе – заскрипело. Извечная песнь её плачу… Так реагировали на него местные.
Те, кто уже потерял разум от пыток и этого ужасного места, называемого оплотом Бога. Крепость-храм Святой Инквизиции. Сюда, в эти камеры попадали сплошь уроды, отродия зла и ада, и совершенно не естественно тут смотрелась эта малышка. Как она попала сюда? За что, как она провинилась перед Богом? Возможно тем, что не верила… Или тем, что воровала. Но иначе она и не могла, это её хлеб, её воздух. Она воровала уже с пяти лет, попрошайничая и помогая старым, закоренелым ворам. С возрастом становясь наглее и опытнее… И вот уже к шестнадцати лет девочка стала неуловимой, способной проникнуть куда угодно и украсть все что угодно. Но попалась… позарилась на имущество Церкви. И теперь тут. Отсюда ей не сбежать.
Девочка плакала. Плакала от отчаянья… Это конец, конец жизни. Её погибель. Не будет больше Лины, Ловкой Малышке. И никто, никто не спасет. Все друзья… их дружба слишком мала, что бы решиться пойти против Инквизиции.
Раздались шаги. Глухие, тяжелые, звенящие. Так ходят те, кто облачен в тяжелую латную броню. И эти шаги приближались к камере, где лежала Лина. Все тут же умолки, кроме самой девочки, она продолжала плакать, уткнувшись носиком в окровавленные коленочки, белоснежные волосы закрыли её личико. Звон ключей, отпирание скважины…
— Вставай, сучка! – Прокричал приглушенный шлемом басовитый голос и тут же пришелся пинок латным ботинкам по почкам. От резкой боли Лина громко закричала, забилась как змея, ещё сильнее рыдая и теперь уже зовя на помощь севшим, охрипшим голоском, некогда звучным как игра лютни…
Воин схватил девочку за предплечье и потащил. Не понес, а потащил по грязному каменному полу, выволакивая её из камеры. Дабы не терпеть боли от впивающихся в кожу кусочков камня девочка изловчилась и поднялась на подкашивающиеся ножки. Так и побрела за ведущим. В глазах всё плыло, сложно было определить куда её ведут. Можно было определить, как Лину провели через пыточную, вывели из тюремных подвалов и повели по богато украшенным коридорам храма-крепости. Стены тут были украшены прекрасными картинами героев, святых и ангелов Его, что бились за человечество в Великую Битву.
Лина оставляла после себя черные следы грязи на белоснежном мраморе пола, её босые ножки шлепами по этому холодному полу, истерзанные, покрытые мозолями. С рубашки капала моча все туда же, на пол. И вокруг абсолютно никого не было… пустые коридоры, освещенные яркими свечами. Все паладины, священники и прислуга сейчас собрались в столовых, куда как раз и шагнули Лина и её стражник.
Тот продолжал волочь её, крепко сжав предплечье. Девочка же зажмурилась от резкого шума и запахов, витавших тут. Она была практически голая… едва ли коротенькая юбочка скрывала что-то, упругая попка то и дело мелькала, а бедра бесстыдно манили к себе взгляды и руки. То и дело приходили больные шлепки и щипки от ближайших мужчин, когда Лину вели через столовую. Остальные же сыпали в её сторону ужасные оскорбления и кидались едой, которую, впрочем, та ловила и старалась съесть.
А от того лишь больше веселила публику… Но вот огромный зал столовой закончился и девочку выволокли в другой зал, полукруглый. Прямо напротив возвышался огромный золотой трон. Все тут было невероятно богатым и сверкающим. Огромные картины-гобелены, драгоценные камни, золото, серебро, мрамор… На полу же был вырисован странный круглый рисунок, в центр которого и кинул стражник воровку. Та безвольно распласталась на мраморе, беспощадно его пачкая, тихо рыдая и дрожа, не в силах больше двигаться. Ей хотелось провалиться сквозь землю, вернуть все назад, уснуть и никогда не проснуться, умереть в конце концов, но что бы последних трех дней не было в её жизни, до селе такой безмятежной и прекрасной.
Паладин оставил девочку одну и ушел, плюнув на неё на последок. И спустя три секунды, как он закрыл за ним дверь, раздался крепкий мужской голос и шел он с пустого трона. Лина вздрогнула, ведь в зале никого не было… Она подняла взгляд и увидела трех мужчин. Один из них сидел на троне, в золотых одеждах, экзелиарх, остальные двое были почти голые, лишь скудные повязки скрывали срамные места. Их мощные тела сверкали от пота в лучах солнца, бьющего в зал сквозь стеклянную крышу-купол… Оба были благородных кровей, невероятно красивы. Канаты мышц вились у них под кожей и казались они великанами по сравнению с малышкой Линой.
— Привет, Лина, воровка из Каэрса. Ты знаешь, где находишься? – спросил экзелиарх. Но денвочка промолчала, она вдруг почувствовала прилив сил и на локтях и коленочках попыталась встать, что на удивление у неё вышло довольно легко.
— Хорошо… это был риторический вопрос. А ты знаешь, кто ты?
Девочка отрицательно кивнула, окончательно поднявшись и обняв себя за плечи. Её сочная грудь чуть приподнялась, и сосочки эротично торчали сквозь ткань рубахи.
Мужчина же задумался. Он был седой, но совсем не старый. И вот он думал, пристально смотря на девочку…
. Что с ней сделают? Но мысли покинули голову, когда её белоснежные волосы начали расчесывать, все тот же мужчина, что до этого гладил её торс. Второй же пошел выше руками, по бедрам и коленям, губами почти не отлипая от грязных ступней, целуя их и даже полизывая язычком пальчики.
Но вот губы пошли по ножкам выше, целуя икры, внутреннюю часть бедер, застыв в сантиметрах пяти от киски, спрятанной трусиками. Руки схватились за её края и быстро стянули ненужную часть одежды. Лина осталась в одной коротенькой грязной юбке, жутко красная от стыда, от происходящего. Она шепотом молилась, что бы это прекратилось. Но все продолжалось… Экзелиарх продолжал наблюдать за происходящим, задумчиво и… возбужденно. Скинул своё золотое одеяние. Под ним он прятал такое же красивое тело, как и его друзья… Но не было повязки на срамном месте.
И перед лицом Лины предстал возбужденный член, длинный и толстый, покрытый венами и с фиолетовой головкой. А у основания яички, покрытые рыжими кудрями лобковых волос. Девочка тут же отвернулась, ещё более раскрасневшись. Ей стало ещё страшнее… А экзелиарх тем временем начал массировать своего дружка, откинувшись на троне и закинув одну ногу на боковую спинку. Одной рукой он игрался с яичками, а другой водил вдоль всего ствола, нарочито медленно.
От повязок избавились и двое мужчин. Их дружки тоже были готовы к бою… большие члены, такие разные и страшные. Лина крепко закрыла глаза, пока её тело ласкали и возбуждали… она не была в силах сопротивляться. Сопротивляться ласкам и страсти. Её возбужденные сосочки высоко стояли, и их то и дело крутил насильник, иногда целуя и посасывая, покусывая. Он взял ладошку воровки в свою мускулистую руку и положил её на свой член, не двусмысленно давая понять, что хочет. Ловкие пальчики сначала дрогнули, но вдруг стали неуверенно ощупывать ствол, каждую складочку и бугорок, перейдя на яички и изучив их. Лина вдруг словно потеряла разум… словно… стала другой! Глаза налились кровь, а кожа стала краснее и жарче.
— Наша девочка раскрывает свою истинную суть… проститутка. Дочь инкуба. Отродье ада! – Произнес экзелиарх, уже яростнее себе надрачивая, наблюдая за происходящим.
Ножки Лины раздвинулись шире и мужчина у их основания тут же набросился на пылающую страстью киску, уже начавшую чуть ли не брызгать любовным соком. А из глотки воровки раздался сладкий стон… Она раскрыла глаза и посмотрела в лицо тому, чей член сейчас подрачивала. Он закатил глаза и получал удовольствие. Это показалось ей таким приятным, что она начала двигать ручкой усерднее, тазом же приподнимаясь, желая, что бы мокрый язычок второго проник в малышку глубже, растягивая девственные стеночки. А тот только рад… он заставлял своими ласками дрожать все тельце Лины, носом касаясь и массируя клитор, языком же обследуя все, до чего мог дотянуться. Воровка положила на его голову свободную руку и потянула её выше, к груди, оторвав от киски.
Мужчина понял, что теперь от него нужно и набросился на грудь, помогая свою напарнику. Головкой же члена он коснулся дрожащих половых губок малышки. Руками он обнял Лину за талию, приподняв над мраморным полом. И тут вдруг проник в неё головкой, но боли не было, был лишь сладкий импульс, заставивший закружиться голову, а тело забиться в судорогах оргазма. Лина истошно закричала осипшим голоском, крепко в руках сжав член второго и тот тут же сам кончил потоком спермы на лицо, волосы и грудь воровки. Густая сперма попала в широко раскрытый рот, залила ручку, шею. Почувствовав во рту привкус солоноватой спермы пленница начала её глотать и облизывать с пальцев, руками собирая со всего тела. Какой же вкусной она показалась Лине…
Мужчина же начал двигаться в девочке своим монстром, проникая глубоко, до самой матки, растягивая стенки и заставляя ту стонать от боли и наслаждения. Да, боль пришла.. Как же агрессивно двигался этот мужчина, он вдалбливал свой кол в лоно Лины, яростно, шлепая яичками. Такие же шлепки раздавались и на троне, экзелиарх яростно себе дрочил, уже раз кончив, его волосатые бедра и трон были залиты густой жижей, так же как и яички и крепкий пресс. Но похоже он хотел ещё…
Так же как и тот, которому ласкала сама Лина. И она продолжила это, но уже работая ротиком и обеими ручками, так же сильно и с отягом двигая ладошками по стволу, желая ещё получать белесой амброзии, пищи богов. Мужчина аж стонал от наслаждения, более не лаская грудь Лины, чем ту изрядно злил. А сама Лина невероятно уже изменилась… Красная как перец, горячая как раскаленное железо, она жгла кожу своих насильников, но те поглощенные излучаемой ею страстью не замечали боли, медленно заживо зажариваясь. В воздухе уже повис запах жареного мяса… кожа начала сползать с тел мужчин, когда те в последний раз в жизни кончили горячими потоками спермы.
Тот, что трахал Лину в киску, вытащил орган, испачканный в сперме, и повалился на ступени бездыханным трупом, дымясь и воняя… Из воровки-демонессы лилась сперма и она специально сжала ножки, что бы та осталась внутри., ротиком же присосавшись к головке другого, высасывая все до капли. И когда все кончилась, она сама расслабилась и развалилась на мраморном полу, с которого и не вставала…
Лина, сама того не понимая, пробудила свой демонический дар и страсть. Использовала силу, не осознавая этого… Экзелиарха уже не было на своем место, когда воровка очнулась от оргазмов, следующих один за другим. Она лежала одна на окровавленном мраморе, а рядом валялись куски плоти тех двух, что насиловали её… или она их?
Что тут произошло? Какого?.. – последнее что подумала Лина, прежде чем в зал ворвался отряд вооруженных паладинов…