После первого памятного Ксюшиного визита в мою контору утекло несколько месяцев и ещё больше воды. Я уехал из Москвы за новоявленную границу раздербаненной страны. Поработать. Ксюша заканчивала школу в России. Мы время от времени созванивались и ещё реже встречались, когда я наведывался в столицу. Невинно обнимались-целовались, как будто смущаясь того, что случилось в жарком августе во время компьютерных игр.
***
Впрочем, не «как будто». Я и впрямь чувствовал себя неловко и разрывался между взаимоисключающими желаниями: дать волю своему вожделению обладать этой девчушкой, которая снилась мне по ночам, или не маячить на горизонте, пока до греха не дошло. Ежедневно моя совесть вступала со мной в крайне неприятный диалог:
— Ты похотливая скотина, — наседала совесть. — Тебе ведь до лампочки эта девочка. Ты её не любишь. Тебя возбуждает только её молодость и невинность. Тебе просто льстит, что она с детства так привязалась к тебе, и хочешь воспользоваться её искренностью. Она-то это по глупости делает, а ты её расчётливо развращаешь. Ты наиграешься и бросишь девчонку, как бросил её старшую сестру. То есть это Тамара тебя отшила — и теперь ты отыгрываешься на младшенькой.
— Не совсем так, — отбивался я. — Я ведь и правда хорошо к ней отношусь. Просто раньше она была ребёнком, я и смотрел на неё как на ребёнка. Я ж не виноват, что Ксюша уже выросла и стала такой.. такой.. Такой желанной. И на Тамарку совершенно зла не держу. Расстались и расстались — делов-то. Откуда это вообще взялось — «месть», «месть», что за чушь такая? То, что я очарован Ксюшиной молодостью, — да, это правда. Как вспомню её тонкую кожу. Сквозь неё на груди просвечивают такие трогательные и искренние прожилки. Я до сих пор в ладонях ощущаю её мягкие сисечки — совсем не детские, кстати. А её доверчивые мягкие губы. Я так мечтаю облизать её тело — особенно то место, где изгиб бедра покато стремится к ложбинке между ног. Я так рвусь к ней. Что даже сам боюсь. И за неё, и за себя…
— То есть ты дождёшься её совершеннолетия и женишься, — подначивала совесть.
— Ну. Не знаю. Не думал об этом. Она ж маленькая ещё. Да я и сам жениться пока не планирую — с первой женой вон только развёлся, — в этом месте я обычно терялся.
— Ага, — ухмылялась совесть. — Как вожделеть — так не маленькая, а как жениться — так маленькая. Ты уж определись.
— Ты ж видишь, — сердился я, — я её тихонько хочу, про себя. Поэтому и держусь подальше. И хочется, и боязно.
— А вот ты скажи, — не унималась совесть. — Ты захочешь быть у Ксюши ВТОРЫМ?
— Да. Хоть каким. Лишь бы быть, — не задумываясь выпаливал я.
***
В наши редкие встречи после августа Ксюша целеустремлённо подтрунивала над моими усами. Я их отпустил ещё в школе ради большей взрослости, как мне казалось. Хотя Будённый из меня, признаться, никакой, на что Ксюша при каждом удобном случае издевательски указывала:
— Не, ты парень, вообще-то, ничего. Но вот усы твои. Такие уродливые, — и она утомлённо закатывала глаза, чтобы показать степень своего возмущения моим внешту картину. В общем, лишь мужская гордость не позволила немедленно сорваться с места и помчаться за Ксюшей.
***
Она приехала на следующее утро. Больше я не продержался бы один на один со своими фантазиями. Наскоро перекусив в гостиничной кафешке, мы ринулись в номер. То есть ринулся я, а Ксюша снисходительно меня сопровождала. Надо же, как быстро летит время: ещё полгода назад быть снисходительным к маленькой девочке считалось моей привилегией.
— Ну что, не передумал расставаться со своей драгоценностью? — ехидно спросила Ксюша, как только я закрыл дверь номера.. — Если передумал, тогда я пойду.
— Не передумал. А ты? — сглотнув комок в горле, с опаской поинтересовался я.
— Иди устраивайся и жди меня, — скомандовала Ксюша и юркнула в ванную.
Такие приказы не обсуждаются. Я устроился на койке полулёжа, подложив под голову подушку, и сверлил глазами дверной проём, из которого вот-вот должна была показаться Ксюша. Когда вода в ванной перестала шуметь, я был уже на грани умопомрачения. А девчонка всё ещё возилась. То, чего очень сильно ждёшь, всегда случается внезапно. Я даже не заметил, как полностью обнажённая Ксюша материализовалась прямо передо мной — чуть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Она стояла так, что я видел её во весь рост. Я ошеломлённо рассматривал её стройную не по-девичьи округлённую и одновременно по-детски угловатую фигурку. Мой взгляд скользил по стекающим на грудь прядям волос, из-под которых озорно выглядывали такие обожаемые сосочки. Она, которая сама настояла на этой встрече, теперь, кажется, стеснялась собственной опрометчивости. Её руки никак не могли найти своё место: они то растерянно и неуверенно мимолётно норовили прикрыть норочку и грудь, то покорно опускались вдоль бёдер, то сцеплялись в замочек за спиной, отчего непослушная грудь ещё настырнее раздвигала символические занавески волос. Ксюша смущённо переминалась с ноги на ногу, отчего так часто виденный мной во снах изгиб принимал самые причудливые и восхитительные очертания, то и дело не давая мне дышать. И глаза. Эти восхитительные испуганные и самоуверенные глаза. Они требовательно спрашивали: или это она вслух сказала?
— Ну как?
— Ты.. Ты такая, — то ли сказал, то ли подумал я и протянул руку.
Ксюша не торопилась. Она приободрилась и задорно подбоченилась, лёгким движением перебросив волосы на правую половинку груди и полностью открыв для об