«как в жопу раненый,» — крутится у меня в голове, пока я пробираюсь в толпе метро; периодически моё лицо просветляется идиотской улыбкой, надо же, выебли в жопу; пусть только пальцем, и зрелая женщина, за пять тысяч рублей, но блять как же здорово! меня мало беспокоит, что на земле сотни людей, непрерывно, в любую минуту, занимаются анальным сексом, по-настоящему, с риском получить спид; для меня существует только сопение Ирины Петровны, разрабатывающей мой девственный анус; внутри него ещё сохраняются остатки наколдованного ею жара; я представляю, что из задницы у меня растёт огненно-рыжий цветок.
интересно, а ей будет так же приятно, если я ей посую? кажется, у женщин по-другому происходит; но всё-равно, надо обязательно постараться; как-то ведь она выяснила, что мне понравится. «содомит!» — я читаю в глазах едущих со мной в вагоне; все вокруг догадываются, и смотрят осуждающе; в этот раз, особенно, деды. меня снова накрывает волна сладкого стыда; на перегоне между Савёловской и Менделеевской у меня встаёт.
конец недели повторяется почти в деталях; ночью я едва не скулю в грёзах о хозяйке тёмной комнаты с золотыми цветами за нитяным занавесом; днём украдкой проверяю, видно ли снаружи влажное пятнышко под ширинкой. меня нисколько не заботит, что Ирина Петровна попросту проституирует на своих клиентах; наоборот, ещё больше заводит; Олег говорил, у неё есть семья: муж, уже выросшие дети; моё восхищение ею окрашивается зудящими нотками ревности, хочется узнать, что она делает с другими мужчинами, встречает ли кого-нибудь с особенным интересом; отличает ли по запаху тела, спермы; помнит ли, какой у кого член, кто и как с ней кончает? я рисую себе фантастические картины, как она, связав меня на нашем сеансе, приглашает другого мужчину, и заставляет меня смотреть, как они совокупляются вдвоём, как он кончает ей на лицо, и она, с глазами, масляными от одолевшей её похоти, тронутыми чужим семенем губами объясняет мне, какой терапевтический эффект заключается в только что увиденном мною; от таких мыслей особенно сладко ноет внизу живота, а в писуар на исходе струи отправляются тягучие, прозрачные капли.
в другие моменты, мне кажется, мы могли бы подружиться с ней, я бы звонил ей, просто так, поболтать; или мы встречались бы вечером, и шли на какую-нибудь выставку, или в театр; она толковала бы мне образы, созданные художниками, с точки зрения тантры; что на самом деле лежит в основе того или иного творческого акта; а после я провожаю её по пустынной ночной улице, она рассказывает мне про буддийскую космологию, у неё тёплая рука.. в итоге мы сосёмся в подъезде, жадно и жарко, как студенты; она стоит на ступеньку выше, я мну её дынные груди под съехавшим лифом, она делает мне минет на прощание, и мы оставляем скомканные билеты в лужице спермы на треснутой плитке.. т.е. всё сводится к очередному пятну в джинсы.
такие приятные мысли заполняют начавшиеся рабочие дни; неделя как-то незаметно переваливает через среду, и вот, снова четверг; с некоторых пор у меня встаёт просто при рассматривании столбиков чисел в календаре. я набираю Ирине Петровне, опять пораньше, ещё нет десяти, она отвечает практически сразу, — «Сергей? нет, не разбудили, я рано встаю,» — снова улыбка, и я улыбаюсь в ответ; засунув руку в карман, откровенно мну набухающий член под звук её голоса, надо будет всё-таки позвонить ей как-нибудь, среди недели, и подрочить под неё; и едва не пропускаю вопрос, — «вы во сколько завтракаете обычно?»; отвечаю, что не ем по утрам, просто иду обедать пораньше, например, в двенадцать; — «приезжайте лучше в двенадцать ко мне сегодня..
сможете?.. рассчитывайте только по времени, как на два часа,» — уточняет она, и я понимаю, что речь идёт о деньгах;
безоговорочно приняв все условия, возвращаюсь на место, разослать письмо, что буду отсутствовать до вечера. добираюсь до Дмитровской дольше обычного, поднимаюсь на восьмой этаж уже в начале первого, слегка недовольный собой, так как не люблю опаздывать; коричневая дверь на месте, приоткрыта, за ней я нахожу Ирину Петровну, и лёгкое раздражение мгновенно отступает, стоит мне встретиться с ней взглядом; так, наверное, мужчина и женщина смотрят друг на друга в первые секунды знакомства, когда их общение не обременено никакими условностями или обязательствами, никаким багажом совместного быта или долга, когда они ищут друг в друге праздник, а не способ решить проблемы, достичь цели, подчеркнуть статус; в общем, всё то, что остаётся для меня снаружи обитой двери Ирины Петровны.
я догадываюсь, что в большей степени, эта теплота в её глазах — профессиональный навык; она делает мужчин извивающимися червями, давит на их кнопки, и они покорно несут ей своё семя и деньги; мне кажется, можно почувствовать их след, проследить, как слизней, от метро до квартиры, по затягивающему, щемящему яйца предвкушению соития, ласок и неги; во всём этом есть теперь и моя капля. но наверное, как и любой другой, кто заходит в эту дверь, я предпочитаю скрывать свои догадки, и не расставаться с иллюзией, что хозяйка хоть немного рада мне по-настоящему. сейчас Ирина Петровна смотрит на меня скорее испытывающе, держит паузу дольше обычного, мне очень хочется услышать, — «Сергей, давайте трахаться»; вместо это следует обычное, — «здравствуйте, Сергей! как добрались?.. проходите..»;
сегодня она в своём этническом костюме, расцвеченных брюках и тунике, с высоким тугим пучком на голове, стоит в проёме кухонной двери, из которого доносятся запахи и звуки готовящейся еды, что-то шкварчит и булькает; я с замиранием сердца гадаю, чем сегодня обернётся для меня наш сеанс; она, словно услышав мой вопрос, спешит пояснить, — «сегодня вместо чая у нас полноценный обед, я решила вас подкормить,» — и чарующе улыбается, — «не подумайте только, что собираюсь исправлять ваш недостаток веса, так же, как секса»; я смущенно улыбаюсь, сражаясь со шнурками на кроссовках, — «сестра жены говорит, не в коня корм»; Ирина Петровна принимает вызов, — «ничего себе.. значит, корм разнообразить нужно, коня выгуливать.. взнуздать как-следует.. выкупать!» — и, довольная собой, — «вот вы кстати, прямиком в ванну и направляйтесь.. проходите сразу в комнату потом, я там всё приготовлю». с той же печатью смущения на лице, я проскальзываю в ванну; Ирина Петровна скрывается на кухне, где поспевают, как мне представляется, таинственные блюда по тибетским рецептам, дающие мужчине силу, а женщине — притягательность.
после душа прохожу за нитяной занавес, стараясь придать жесту, которым его открываю, больше уверенности и даже некоторой хозяйскости, всё-таки, здесь я кончал; Ирина Петровна располагается на подушках, внутри короба, рядом с небольшим, низким столиком, покрытым расшитой пёстрыми цветами тканью; столик заполнен тарелками, вазой с фруктами, есть изящный противень с жареным мясом, нарезаны свежие овощи, есть ещё, кажется, тушёные; лежат приборы, цветные салфетки; в общем, иллюстрация из сказок «Тысячи и одной ночи», хотя ничего такого совсем уж необычного — диковинных гарниров, обезьяних голов или насекомых, — я не вижу; поза хозяйки, её туалет и убранство комнаты кажутся мне более экзотичными, чем содержимое стола; так же, как и звуки, наполняющие сегодня тягучее, даже знойное, пространство: далёкий женский голос нараспев произносит слова на непонятном языке под низкий рокот больших барабанов. «Сергей, заходите внутрь, садитесь,» — Ирина Петровна повелительно взмахивает рукой,
— «скромный стол, но важно, *как* мы поглощаем пищу, а не только то, что мы едим, или кто для нас готовит. вы, Сергей, явно излишеств в еде себе не позволяете,» — намекает на мою худобу, — «ещё вы не курите, это хорошо.. алкоголь часто употребляете?»; я перешагиваю в короб и сажусь за столик; мотая головой -«неа.. две недели назад последний раз. вообще не пью практически.»; Ирина Петровна покровительственно улыбается, — «замечательно.. а кофе пьёте?»; — «не, кофе тоже не пью.. обычно чай чёрный, без сахара,» — я стараюсь сидеть расслабленно, но стесняюсь раздвинуть ноги под полотенцем; Ирина Петровна поднимается, словно намереваясь устроить меня поудобнее, — «на ужин что ели вчера? давайте руки..» — обходит меня, подобрав с подушек ленту, и мягкими движениями перевязывает мне запястья за спиной, вместе,
— «не беспокойтесь, голодным не уйдёте сегодня.. я о вас позабочусь»; я наслаждаюсь её прикосновениями, близостью её тепла и запаха, хочется прильнуть к ней спиной, запрокину в голову, — «вчера? ммм, гуляш с гречкой,» — «а фрукты ели какие-нибудь? привстаньте чуть..» — Ирина Петровна закончила с моими руками, и ухватилась за край полотенца на моих бёдрах, — «фрукты? два банана перед ужином. а пил — чай.. с мёдом,» — я приподнимаюсь, и оказываюсь затем голым задом на прохладной, гладкой доске; теперь можно раздвинуть ноги, яичкам тоже приятно лежать на лакированном дереве; — «с мёдом? нуу, вы мой герой просто!» — Ирина Петровна возвращается в короб, попутно стягивая с себя тунику; я зачарованно наблюдаю, как прыгают её груди. закончив с туникой, мягко ступая по подушкам, она спускает брюки вниз, и собрав всё вместе, откладывает в сторону; я не отрываюсь от пляски грудей, пока она наклоняется за брюками, мой член уже откровенно торчит над едой на столике. дав мне достаточно, на её взгляд, времени налюбоваться собой, Ирина Петровна опускается рядом со мной на колени, поправив подушки. «так, Сергей.. сегодня мы едим мясо, это телятина, очень свежая..
мясо следует есть с овощами»; я решаю поддерживать репутацию скептика, — «я думал, в Тибете все вегетарианцы»; Ирина Петровна усмехается, — «ну, мы не в Тибете пока что.. и вегетарианцы там преимущественно монахи.. и даже Далай-лама ест иногда мясо.. правда, не так, как мы. а сегодня, для нас с вами, это блюдо будет иметь особое значение.. ешьте овощи пока, это вкусно,» — говоря всё это, она раскладывает и разделывает овощи на тарелке, свежие помидоры, тушеные баклажаны, кабачки, перцы, с какими-то травами, в специях; разделяет их на части, выбирает, и укладывает вилкой мне в рот, следя за тем, как я жую; некоторые кусочки пробует сама, — «тут специальный маринад, приправы.. вам нравится?»; я поспешно киваю, глотаю с видимым удовольствием; я действительно голоден, и угощение, даже в такой фантасмагоричной форме, очень кстати. Ирина Петровна переключает внимание на противень, — «мясо приготовлено особым образом, обжарено, но внутри практически сырое.. не бойтесь, это не опасно.
оно без крови, просто влажное, парное.. не тронутое огнём, почти живое,» — она с усилием режет содержимое противня на части; я просто упиваюсь дрожанием её груди, тем, как играют мускулы на её руках, мой стоячий член нетерпеливо подёргивается. отделив небольшой кусок, она укладывает его мне в рот, — «жуйте.. пробуйте, это ближе всего по ощущениям к живой плоти.. чувствуете, как она напрягается под зубами? наслаждайтесь соком, вкусом.. это мякоть, которая может сводить с ума,» — положив в рот мне ещё один, она ест сама; глаза её сверкают, ноздри раздуваются, она явно возбуждается от всего процесса. проглотив, и дождавшись меня, она откладывает приборы, — «вот, сравните ощущения..»; и, стремительно приблизив своё лицо к моему, она обвивает мою шею руками, чуть пригибает, наклоняет мне голову, и впивается в мой рот своими влажными губами.
мы целуемся. её язык ныряет мне в рот, чиркает по зубам, отыскивает своего оппонента, чуть трогает кончик, нажимает, подправляет вверх, освобождая себе путь, достаёт до уздечки, шарит там, потом меняется местами с моим, и гладит по нёбу, по дёснам, начинает дуэль с вращением, скользит по бокам моего, и кружит, кружит; я зажмуриваюсь, у меня начинает зудеть в губибо объяснять; член торчит и призывно покачивается под затухающими волнами удовольствия и восторга, бежавшими через мою спину и промежность; я сокрушён. облизываю с губ аромат её рта, чувствую на языке остатки пищи; надеюсь, это тоже её.
Ирина Петровна возвращается к приборам, — «давайте, Сергей.. пока не совсем остыло, ешьте,» — она кормит меня, ест сама, заедает наш поцелуй; я с жадностью вонзаю зубы в очередной кусок мяса, теперь мне и вправду кажется, что во рту у меня её язык, или внутренняя сторона щеки, или вершина груди с соском; я буквально зверею от сырого вкуса; я жую, и пожирая взглядом наготу Ирины Петровны, воображаю свои зубы на различных частях её тела; она внимательно наблюдает за мной, — «понимаете теперь?.. когда я говорила о вашем мясе..» — Ирина Петровна видимо проглатывает до конца всё, что успела пережевать, мне хочется прижаться членом к её волнующейся шее; она снова откладывает вилку и нож, и подвигается ко мне; я с ликованием готовлюсь подставить рот для нового поцелуя, но вместо того, чтобы припасть ещё раз к моим губам, Ирина Петровна расталкивает локтями мои бёдра, вбирает в горсть мою мошонку, и накрывает мой член своим ртом.
я почти подпрыгиваю, она крепко прижимает меня локтями к месту, лишая возможности привстать, чтобы загнать истосковавшийся по ласке член ей как можно дальше в горло; её рот впускает меня медленно, едва ли не торжественно, встречает языком, приветственно обдаёт жаром и мякотью щёк, нёба, гладкими стенами зубов, она водит головой, устраивая моей залупе экскурсию по новому саду наслаждений; мне хочется запрокинуть голову и выть, но я боюсь оторвать глаза от пучка её волос, гипнотизирующе ныряющего подо мной, на волнах наслаждения, снова забивших по моей спине. она минетит меня ровно, с расстановкой, без рук, только пожимает, придавливает к верху яички, в такт движениям головы; я разгоняюсь почти мгновенно, начинаю дрожать ногами и подвывать;
но она обламывает всё, оттянув резко мошонку на себя, и словно ей недостаточно слёз, готовых брызнуть у меня из глаз, прикусывает залупу коренными зубами, чуть повернув голову; — «аааа..хх,» — я весь выгибаюсь, но когда она отнимает свой рот от моего члена, смотрю ей в глаза с восхищением и тоской, она может откусить мне хуй, оторвать или высосать яйца, если захочет; я буду только рад. «хорошо так?» — Ирина Петровна шумно дышит и улыбается, — «теперь поцеловать,» — и не успеваю я выразить в ответ весь свой восторг хотя бы взглядом, она снова впивается мне в рот; сейчас её вкус разбавлен соком моей залупы.
мы опять жарко целуемся, повторяется дуэль языками; теперь она мне легонько подрачивает, словно жалея обманутую близким оргазмом, обслюнявленную головку. мне кажется, моё сердце готово взорваться от череды её ласк, вкусов, касаний, запахов, звуков её голоса, комнаты, чувства преданности ей; хочется или проглотить её всю, или быть проглоченным ею, чтобы остаться с ней навсегда.
мы прерываемся; точнее, она заканчивает поцелуй; видит у меня в глазах пустоту, удовлетворённо улыбается; снова режет остатки мяса, кормит меня, и ест сама; положив себе в рот очередной кусок мяса, жуёт его, и, глядя на меня, мнёт своими крупными пальцами головку моего члена, словно пытаясь обнаружить больше сходства в ощущениях; — «Сергей, не скучаете? нравится обед?» — хитро щурит глаза, — «десерт не пора подавать?»; я только выдыхаю с голосом, округляя рот, показывая, как мне приятно. Ирина Петровна явно не готова давать мне заканчивать блюдо, — «вы ещё самые сочные кусочки не пробовали.. идите сюда,» — она выпускает мой член, приподнимается, и за плечи стаскивает меня вниз, на подушки; я оказываюсь с поджатыми ногами, рядом с ней; пока она стоит на коленях, перекладывая пуфик так, чтобы мне было удобнее полулежать, я вижу на подушке под ней влажное пятно; теперь она совсем близко, мне кажется, я могу почувствовать запах её подмышек; я разглядываю её плечо, шею, ухо с завитком волос за ним; мне хочется повернуться и лечь так, чтобы касаться членом её бедра;
Ирина Петровна возится на столе, потом поворачивается ко мне с вилкой, — «Сергей, надо доесть,» — как назойливая мамаша над ребёнком; пока я жую мясо, она намазывает соус себе на сосок, и, притянув мою голову к себе, вталкивает вершину своей груди в мой полуоткрытый, жующий рот, — «ну-ка, вот.. глотайте.. а теперь зубками прижмите.. прикусите, не бойтесь,» — я сглатываю полупрожёваный кусок, и послушно втягиваю её грудь себе в рот, собираю кисло-сладкую жижу языком, вокруг соска, прикрывая глаза, придавливаю его зубами; Ирина Петровна удовлетворённо выдыхает, — «вооо..ххх,» — затем вытягивает грудь у меня изо рта; я чувствую, как пупырышки на кружке вокруг соска пробираются у меня под зубами; чмокнув, мои губы смыкаются в пустоте, Ирина Петровна возвращает грудь мне в рот, сжав её рукой, и требовательно, — «ещё!», ждёт, пока мои язык и зубы кружат по её вершине; я стараюсь двигать ими разнообразно и изобретательно, она впервые позволила мне себя поласкать.
дав мне наиграться так с одной грудью, она мажет соусом другую, и продолжает есть мясо, пока я с прикрытыми глазами слюнявлю и кусаю её соски. видимо, решив, что я подхожу для следующего этапа, пройдя испытание грудью, Ирина Петровна поднимается; отрывисто дыша, топчет передо мной подушки загорелыми ступнями; встаёт поудобнее, расставляет ноги шире, приседает, надвигается на меня животом; меня охватывает сладкая дрожь нетерпения, как кобелька перед случкой; она подхватывает мою голову, и заступив за меня одной ногой, утыкает меня лицом во влажный жар её промежности. я сам подаюсь вперёд, лишь бы скорее достичь опрокинутого холма с чёрными волосами на вершине; жадно вытягиваю шею, язык; нетерпеливо тычусь носом, кручу головой, только бы устроиться поудобнее, достать бы подальше; мне не хватает рук, чтобы сжать её ягодицы, сдавить, вмять себя глубже, с размаха вогнать ей палец в жопу; я прижимаю язык к солоноватым, набухшим губам внизу, пробираюсь сквозь спутанные, мокрые колечки зарослей, наконец, очищаю её плоть, как грейпфрут, прижимаю губы плотнее, и сначала пью, втягиваю в себя её влагу, её вкус; дышу ею, её дразнящим, возмущающим, срамным женским запахом; а потом почти ударяю языком, снизу, вместе с губами, давлю, словно собираюсь опрокинуть, и мну, лакаю, еложу, верчусь на её бугорке;
я нашёл, достал, теперь только не сбавлять темп, не отнимать языка, чуть склонить голову, чтобы проскальзывать внутрь краешком, а потом поддевать всей лопаткой на выходе, где смыкаются губки, задевать, проглаживать уверенно, кончиком по горошине, с нажимом, почти щёлкая, резко, потом придавливать, и губами тоже, подсасывая, и терзать, терзать её, до дрожи в ногах, до судорог, до стонов на выдохе, чтобы вцепилась в меня пальцами, оставила синяки от ногтей; загнать её так высоко, чтобы падала вечность, чтобы сжалась вся в точку, стала одним сфинктером, и сокращалась; чтобы забыла слова, и тол
ько мычала, таращила невидящие глаза, и кончала, кончала , кончала..
Ирина Петровна устояла на ногах, опираясь на меня, другой рукой о столик; правда, едва не задушила, на финише сдавливала бёдрами так, что у меня темнело в глазах и хрустело в шее. она тяжело, шумно дышит, садится на подушки, напротив меня, безо всякого изящества, по-бабьи, разведя колени в стороны, словно винит меня, предъявляя мне свою измочаленную пизду, со сбившимися, чёрными завитушками; я выгибаю уставшую спину и стараюсь дать отдых затёкшим рукам; подбородок и шея и грудь у меня мокрые от коктейля из слюны и её смазки. «уфф, Сергей.. очень вы гоните.. вот как вас научить?..» — Ирина Петровна с интересом, как-то по новому, смотрит мне в глаза, интонация тоже поменялась, покровительственные и властные нотки на минуту исчезли, — «в сексе важен процесс, а не результат.. нужно течением наслаждаться, а не высадкой и прибытием в порт,» — она уже оправилась, дышит ровнее, руки двигаются уверенно; сидит на подушках, поджав ноги под себя, — «чем вас сегодня ещё удивить.. сперму свою пробовали на вкус?»; я только мотаю головой и шумно сглатываю, внутри всё обжигает, приобмякший член снова наливается; — «не бойтесь, у вас приятная.. я уже знаю,» — она развязно улыбается, словно между нами вообще не осталось никаких условностей, — «и кончаете вы.. столько, что на три детдома хватит. вы вообще ценный кадр.. не пьёте, не курите. трахаться бы ещё научились, совсем были бы молодцом,» — последнюю фразу я оставляю без внимания;
Ирина Петровна встаёт на колени, и двигается ко мне; я поглощён её качающимися грудями. она продвигается между моими ногами, заставляет откинуться назад и набок; помяв немного мой член тёплой, влажной рукой, направляет его себе в рот. мне неудобно лежать, мешают связанные руки, но я готов терпеть сколько угодно, я наслаждаюсь минетом Ирины Петровны. она сосёт мне, именно так; втягивает щёки вместе с головкой члена в себя, так что я чувствую мягкую, горячую тесноту её рта со всех сторон; моя налившаяся, побагровевшая залупа выныривает из-под её губ, как пловец для вдоха, и снова скрывается в глубине звенящего удовольствия; она мнёт мне яйца, щиплет и покручивает их, играется ими, давит под ними, между анусом и основанием члена; я стискиваю зубы, сжимаю кулаки и пальцы на ногах, — «ыыыыы,» — вырывается у меня клич отчаяния и восторга; барабаны рокочут, словно дразнясь, мне кажется, я слышу в напеве женских голосов приговор, — «тыыы прольооош сьеемяааа!»;
Ирина Петровна приостанавливается, почти покидая меня в подвешенном состоянии, поправляет заплутавшую прядь волос, и, мельком взглянув на меня, обрушивается с новым зарядом ласки; теперь наклонив голову набок, загоняя мой член себе в рот, с нажимом, между рядами зубов, упирая головкой, вздувая себе щёку, так, что мне кажется, её веко и бровь съезжают набок; я трясу, сучу под ней ногами, она крепко держит меня, — «ыыы.. ыы.. ыы..» — совсем уже по-звериному мычу я, выгибаю шею, закатываю глаза; последнее, что вижу перед провалом оргазма, её большой, гладкий лоб, и блики на чёрных волосах над моим животом, оооо ооо ооооо оооо блять как же сладко лить ей в рот всё, оооо ооо ооо возвращаю голову, только бы посмотреть, как она принимает себе в рот мою сперму, оооо оооо от этого по-моему ещё раза два или три лишних выпустил, оооо из её полуоткрытого рта сперма сбегает мне на яйца, под жопу, на ляжку, пиздец всё под собой обкончал блять оооо оо
словно оглохший, я смотрю, как лицо Ирины Петровны, с мокрым вокруг губ и на подбородке, приближается ко мне; и вот, целует меня, запуская мне в рот из-под своего языка тёплую влагу. неожиданный вкус, резковатый, не солёный, и не горький, наверное, похож на сырое яйцо, как-будто не вкус, а отсутствие вкуса; пустота и нега. повозив немного своим языком вокруг моего, она отступает, ложится рядом, мы лежим так какое-то время. я закрываю глаза; надеюсь, мы полежим так ещё, прежде чем она погонит меня в душ.