Хочу поведать вам свою историю, которую вот уже много лет храню в тайне даже от самых близких мне людей.
Это случилось в конце девяностых, которые сейчас принято называть «лихими». Законы не действовали. Хорошую работу было найти тяжело, а в нашей глуши – тем более.
Однако мне удалось найти работу по специальности – устроился (правда, без трудовой книжки) к некой, как их тогда называли, «бизнес-вумен» — в качестве экономиста и бухгалтера в одном лице.
Хозяйка наша – Марина Геннадьевна – была ухоженной сорокалетней дамой с весьма строгим характером. С прогульщиками и пьяницами она не церемонилась – увольняла сразу. А потерять работу в то смутное время не хотелось никому. Тем более, что и трудовых книжек не было ни у кого, кроме секретарши Ирины – статной тридцатилетней евреечки, которая числилась секретаршей, а по существу – вела всё делопроизводство и являлась доверенным лицом хозяйки. Дама эта была со всеми подчёркнуто вежлива, но держалась особняком – с дружбой не подступишься.
Одним словом, спорить с хозяйкой не решались – все её распоряжения выполнялись незамедлительно. Поговаривали даже, что Марина Геннадьевна иногда практикует телесные наказания. Но тогда я в это не поверил – мало, ли, что болтают – времена Салтычихи давно прошли.
Когда я проработал там год, мне исполнилось сорок пять. Заводить свой бизнес в таком возрасте уже не стоит. И я понимал, что мой удел – наёмный работник.
Особых нареканий на работе в мой адрес не было. Наоборот. Ко мне прислушивались, мне доверяли и вообще – работёнка, что называется, «не пыльная». Одним словом – пригрелся.
И обнаглел. Меня стали посещать мысли, типа: «Почему эта «овца» — Марина Геннадьевна – лучше моего живёт, а я на неё «пахать» вынужден. Не «подстричь» ли мне эту «овечку» — так, самую малость». Я начал подворовывать. Один раз «списал» на свой карман небольшую сумму – хозяйка не заметила. Другой раз – тоже не заметила.
И тут я совсем бдительность потерял – стал делать это каждый месяц, даже не особо соблюдая меры предосторожности. Где уж, думал, этой дуре – Марине Геннадьевне — в моих бухгалтерских документах разобраться.
И попался!
В один «прекрасный» день хозяйка заглянула ко мне в кабинет и попросила зайти к ней в конце рабочего дня. Меня несколько удивило назначенное для встречи время.
Дождавшись, когда все начали расходиться, я направился в приёмную. Там, за секретарским столом, сидела Ирина и что-то печатала на машинке. Меня удивило, что она не уходит домой.
Постучавшись в кабинет Марины Геннадьевны, я вошёл.
— Прикройте-ка дверь, — велела хозяйка.
Дверь я прикрыл.
Марина Геннадьевна поднялась из-за стола, грациозно подошла и вдруг залепила мне столь звонкую пощёчину, что у меня «искры» из глаз «брызнули».
Примерно минуту я стоял, как вкопанный – приходя в себя после столь неожиданной выходки.
— Вы, что, мадам, совсем сдурели, — спросил я в бешенстве, ощущая, как горит щека.
В ответ хозяйка выложила на стол несколько бухгалтерских документов с моей подписью. Каждый из них сам по себе был вполне безобиден. Но, вот если сравнить в них цифры – бумаги были весьма интересны. Особенно – следователю.
Я похолодел от ужаса.
— Ещё заявления будут, — ехидно спросила хозяйка.
— Н-н-нет.
— Вы понимаете, что это – статья?!
— Д-д-да.
— И что же мне теперь с вами делать – друг ситцевый?!
Я молчал.
— Следовало бы вас, конечно, посадить за такие «фокусы», — отчеканила хозяйка, — но мне жаль терять хорошего специалиста. Я прекрасно понимаю, что подходящего человека на ваше место найду не скоро. Однако – выбор за вами.
— К-к-какой выбор, — спросил я дрожащим голосом.
— Или завтра прокурору на стол ляжет моё заявление – с доказательствами, разумеется, — изрекла Марина Геннадьевна, — или я оставлю вас на свободе и на работе, но за воровство накажу – так, как считаю нужным.
Надо ли говорить, что я не думал и двух секунд. Свобода. Призрак тюрьмы померк. Я, естественно, тут же согласился на все хозяйкины условия.
— Ирина Александровна, — позвала хозяйка.
Секретарша появилась через пару секунд.
— Сейчас берите машину и езжайте в мой загородный домик, — велела Марина Геннадьевна, — поставьте в солёную воду РОЗГИ!
Вышколенная секретарша вышла, даже не взглянув в мою сторону.
— Сегодня у нас четверг, — сказала хозяйка, посмотрев на часы, — в субботу к 14.00 явитесь в мой загородный домик — для наказания. Ирина Александровна будет ждать вас там. И постарайтесь не опаздывать. А то у моей секретарши и помимо вас дел на выходные хватает.
Я стоял, как поражённый громом. Всё происходящее казалось каким-то бредом из бразильского сериала – типа «Рабыня Изаура».
— Вы, что, хозяйка – серьёзно, — спросил я, обретя дар речи.
— Конечно, — отчеканила та, — а, что, похоже на шутку?!
— Мне уже сорок пять лет, — заметил я подавленным тоном, — не поздновато ли пороть?!
— Надо было об этом помнить, когда вы в мой карман залезали, — отрезала дама, — надеюсь, понимали, что я не спущу подобную «шалость», если попадётесь. Так имейте теперь мужество принять наказание достойно – без истерик.
— Но я же не мальчишка лет шестнадцати, — не унимался я.
— Хорошая порка пойдёт на пользу и воришке вашего возраста, — был ответ.
— А как насчёт того, что ваша Ирина Александровна на пятнадцать лет меня моложе, — спросил я.
— Ну, не малолетка же, — парировала хозяйка, — справится.
— Понятно, — изрёк я, глубоко вздохнув, — приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
— Именно так, — ответила хозяйка, — всё – разговор окончен.
В ту ночь я не сомкнул глаз – думал о предстоящем наказании. Мало того, что будет больно – но ещё и стыдно. Такому унижению меня не подвергали ещё никогда. Я уже был готов послать, куда подальше, Марину Геннадьевну с её работой. Но понимал, что она не позволит мне просто так уйти. Или тюрьма, или – СУББОТА! И второе из двух зол было меньшим.
Утром, проходя мимо секретарши, я был готов провалиться сквозь землю – от стыда.
— Здравствуйте, Ирина Александровна, — с трудом выдавил из себя я.
— Здравствуйте, Вениамин, — ответила та, как ни в чём не бывало.
Она вела себя – как всегда! Будто и не получала вовсе в отношении меня никакого пикантного поручения. Хотя необходимые приготовления к его выполнению уже произвела.
И тут я подумал, что эта циничная дамочка точно так же – как ни в чём не бывало – поздоровается со мной и в понедельник – после исполнения вынесенного хозяйкой приговора.
Запершись в своём кабинете, я уснул прямо за столом – плюнув на все дела до следующей рабочей недели.
Вечером – накануне «казни» — я напился и тупо завалился спать.
Проснулся в 10.30 утра. Надо было потихоньку начинать собираться – за город на общественном транспорте путь неблизкий. Приводить себя в порядок после вчерашнего «бодуна» начал с того, что решил принять ванну. Как-никак, отправляюсь на свидание с симпатичной женщиной – на целых пятнадцать лет меня моложе. Я даже усмехнулся, подумав, какое именно мне предстоит свидание.
Поездка в загородный домик Марины Геннадьевны заняла более часа. Трясясь сначала в электричке, а потом в автобусе, я чувствовал себя последним мудаком, понимая, ради чего еду в такую даль.
На место я прибыл за десять минут до назначенного времени. Автомобиль хозяйки стоял во дворе. Значит секретарша уже там.
Я дёрнул калитку, которая была не заперта, и вошёл во двор. Поднявшись на крыльцо, позвонил в дверь.
Ирина встретила меня на пороге.
Она была просто сногсшибательна в светлой полупрозрачной блузе с коротким рукавом и тёмных обтягивающих брюках, выгодно подчёркивающих стройные упругие формы.
— У-у-ух! Женщина, — подумал я с восхищением, — жаль, что не моя.
— Не опоздали, — холодно сказала Ирина, посмотрев на часы, — это, однако, радует. А то у меня и помимо вас на сегодня дела есть.
— Я в курсе, — ответил я так же холодно.
Меня раздражал этот подчёркнуто деловой тон.
— Заходите.
Я вошёл.
— Пройдёмте на кухню – для начала, — предложила Ирина, запирая за мной дверь.
— Сейчас вопросы задавать будет, — с раздражением подумал я, следуя за секретаршей на кухню, — не хотелось бы на них отвечать.
— Чаю хотите, — неожиданно предложила Ирина.
— Чаю?!
— Да, чаю. Почему это вас удивляет?!
— Да я, м-м-м, как бы это сказать, за другим явился. Или ситуация изменилась?!
— Нет, не изменилась, — ответила секретарша, — своё «другое» вы тоже получите, причём по полной программе.
— Не сомневаюсь в ваших способностях, леди.
— Ну, так как – насчёт чая?!
— Положительно.
Пока Ирина, стоя ко мне спиной, ставила чайник и доставала чашку, я с удовольствием рассматривал её тугие налитые ягодицы, весьма эротично выделявшиеся под тонкой обтягивающей тканью дамских брюк. Контуров трусиков не было.
— Дамочка носит «стринги», — подумал я, чувствуя, как «дружок» у меня в штанах пошёл навытяжку, — попка у неё, однако – что надо! Взасос бы зацеловал!
Однако приключения себе на задницу нашла отнюдь не секретарша.
Мне подали чай.
Поскучайте тут пока минут десять, — предложила Ирина, явно не собираясь составлять мне компанию.
Она вышла.
— Хорошо ещё, что поверенной Марины Геннадьевны является молодая симпатичная женщина, а не какая-нибудь страхолюдина под шестьдесят, — подумал я, попивая терпкий ароматный чай, — было бы обидно вдвойне, если бы такая бабуся мне лозанов «выписала». А то и мужлан какой-нибудь. Хотя – нет! Мужику я бы просто не дался! Хоть сажай меня, хоть вешай! Лучше – смерть!
Вернулась Ирина.
— Идёмте.
Я поставил на стол недопитый чай, поднялся и, вздохнув, последовал за секретаршей. На экзекуцию!
Ирина привела меня в комнату на втором этаже. Она включила свет и прикрыла за нами дверь.
Из мебели только пара кресел. Шторы плотно задёрнуты. Посреди комнаты – широкая деревянная скамья. У изголовья – табурет, на котором аккуратно разложены десятка два длинных мокрых прутьев.
У меня дух захватило!
Розги!
— Подойдите к скамейке, — велела да — Ну, так и здесь не надо. Считайте, что я – медсестра.
Я, молча, спустил трусы.
«Медсестра» взяла в руки один прут, пропустила его сквозь кулак, стряхивая солёную влагу, и сделала пару-тройку «холостых» взмахов – проверяя гибкость. Розга со свистом рассекла воздух.
Оставшись довольна результатом, секретарша положила прут на место и взяла в руки следующий, с которым проделала те же манипуляции.
Стоя со спущенными штанами, я, затаив дыхание, слушал свист проверяемых розог. Ягодицы под подолом рубашки покрылись «гусиной кожей», сердце колотилось, как теннисный мяч – от осознания близкой порки.
Наконец, все прутья прошли тщательную проверку. Вымоченные в солёной воде, они были идеально гибкими и, как нельзя лучше, подходили для предстоящего наказания.
— Ложитесь на скамейку.
Я закрыл глаза и, собираясь с духом, сделал несколько глубоких вдохов, после чего решительно лёг на живот. Приподняв таз, задрал рубашку – полностью заголив попу перед абсолютно чужой мне женщиной.
Ирина взяла в руки прут и встала сбоку.
— Готовы, — спросила она, — делая пару «пробных» взмахов в воздухе.
— Секундочку, Ирина Александровна.
Поёрзав, я сдвинул ноги вместе и, обхватив руками голову, вытянулся в струну.
— Секите.
Гибкая розга запищала в воздухе.
— Ж-ж-ж-и-и-г.
— А-а-а-а…, — вскрикнул я, каждой клеточкой своего тела почувствовав, как загорелась задница.
Поперёк ягодиц выступила алая полоска.
— Не надо так голосить, — сказала секретарша, — это ещё не больно.
Я стиснул зубы.
Розга с тоненьким свистом заходила по голому заду.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Работая только локтем и кистью, Ирина невысоко заносила прут и резко, с оттяжкой, стегала.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Было довольно больно, но, пока ещё, терпимо.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я молчал, жмурясь и вскидывая голову каждый раз, как розга обжигала ягодицы.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Наверное, так в старое «доброе» время секли школяров.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Неожиданно розга прекратила свой танец.
— У-у-уф! Неужели – всё, — подумал я с надеждой.
— Лежите спокойно, сударь, — сказала Ирина, заметив, что я поднял голову, — это только начало.
Внимательно осмотрев прут, тонкий конец которого был весь измочален от интенсивного использования, секретарша бросила его на пол и взяла в руки свежий.
Я опять вытянулся в струну и обхватил руками голову.
Ирина перешла на противоположную сторону.
Снова прут запел свою песню.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Секретарша полосовала мои «булки» поочерёдно – стегая то по одной, то по другой ягодице.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Время от времени тонкий секущий конец розги попадал между ягодиц. Это было очень больно.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Опять измочаленный прут полетел на пол.
— Ну, держись, казачёк, — сказала Ирина, беря в руки очередную розгу, — сейчас будет больнее.
— Зачем больнее-то, — в ужасе спросил я, подняв голову.
— Это наказание, дружок, — ответила секретарша, делая «холостой» взмах, — до сих пор я вам только попочку разогревала.
— Не на…
Мой возглас был прерван резким свистом розги.
— Ж-ж-ж-и-и-г.
— А-а-а-а…
Моя ошпаренная попа закрутилась юлой.
— Нечего вилять задом, как проститутка, — прикрикнула на меня Ирина, — вы ведь мужчина, в конце концов! Терпите!
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Теперь она, занося розгу за спину, стегала с плеча.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Боль была адская – казалось, что зад шпарят крутым кипятком.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
В таком темпе меня секли довольно долго. Меняя розги, секретарша не забывала каждый раз переходить на противоположную сторону.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я, прикусив губу, молча терпел порку, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.
А меня секут! А меня секут! Секут! Секут! Секут!
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Р-р-розгами! Р-р-розгами! Р-р-розгами!
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Очередной измочаленный прут летит на пол.
Я лежу, ожидая продолжения.
Однако пауза затянулась.
Я поднял голову.
Ирина, нагнувшись над табуретом, аккуратно делит оставшиеся прутья на пучки – по паре в каждом – и берёт в руки первую пару. Два прута – вместе.
Сердце у меня провалилось куда-то внутрь.
— Не на-а-а-адо!
— Это вам «под занавес» ответила секретарша, делая «пробный» взмах, — на всю оставшуюся жизнь запомните, как воровать у хозяйки.
— Я не вы…
— Ж-ж-ж-и-и-г.
— Ой, мамочки-и-и-и…
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
— Больно-о-о-о…
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Теперь она порола меня со всей дури – приседая при каждом взмахе.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
— Р-р-розог воришке, — приговаривала секретарша, жаря прутьями мою жопеню.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
— Больно-о-о-о…
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
— Р-р-розог! Р-р-розог! Р-р-розог!
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Измочаленные прутья полетели на пол.
Ирина взяла в руки следующую пару и перешла на противоположную сторону.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
— Р-р-розог! Р-р-розог! Р-р-розог!
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я заплакал. Сначала тихонько. Потом сильнее.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я уже рыдал во весь голос.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Ирина не обращала на мои стенания ни малейшего внимания – секла, как сидорову козу.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
— Да, не напрягайтесь вы так, сударь мой, — вдруг посоветовала она, меняя очередные прутья, — лежите спокойно, расслабьтесь, дышите глубже – как при хорошей клизме, когда терпеть уже невмоготу, а до конца ещё далеко. Легче будет.
— Спасибо тебе – «добрая» фея, — не без иронии ответил я сквозь слёзы.
Секретарша продолжила порку.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я, однако, послушался. Постарался расслабиться – насколько это было возможно под жалящими прутьями. Стал глубоко дышать.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Свист гибких солёных розог, которыми меня секли, стал чередоваться с моим шумным глубоким дыханием.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Действительно – стало немного легче.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Остаток экзекуции я терпел молча.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Ирина взяла в руки два последних прута.
— Ещё десяточек, — объявила секретарша, делая «пробный» взмах, — и довольно.
И всыпала мне напоследок.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
— Просить «добавки» не буду, — не без иронии подумал я, жмурясь под розгами.
— Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Выпоров меня, как холопа на барской конюшне, секретарша отбросила измочаленные прутья.
— Наказание окончено, Вениамин.
Она вышла из комнаты.
Я лежал на скамейке, приходя в себя после экзекуции.
Вся моя задница была изрисована вздувшимися лилово-синими полосами. Белого места не осталось абсолютно. Ягодицы были просечены до кровавых волдырей.
Морщась от боли, я поднялся со скамьи – на которой меня пороли – и с большим трудом натянул штаны. Сделав несколько шагов, застонал – кровавые волдыри прилипли к трусам и моя, и без того горевшая, задница заполыхала так, будто к ней раскалённую сковороду приложили. От одной лишь мысли о том, как я буду добираться домой – с пылающим задом – хотелось расплакаться.
Ирина распрощалась со мной без лишних церемоний – ей надо было ещё убрать в комнате, где она меня, по велению хозяйки, секла.
Думаю, нет нужды описывать, как я добрался, а потом две недели ставил компрессы на поротую задницу. Скажу лишь, что в понедельник Марина Геннадьевна отпустила меня с работы на целых десять дней – с сохранением зарплаты. И причина была вполне уважительная – я элементарно не мог сидеть. Хотя наказала она меня – прямо скажу – за дело.
С тех пор уже много воды утекло. Я давно сменил регион проживания и несколько раз менял работу. Многого из того времени уже и не помню. Но хозяйкину порку помню прекрасно! С тех пор чужого не беру. И не нанимаюсь туда, где заправляет ЖЕНЩИНА.