Армейские блудни. Ярослав

     Я Р О С Л А В
     («Армейские блудни»-3)
     … Моя армейская служба подходила к концу, но это обстоятельство, с немалым восторгом ожидаемое каждым, кто собирается на дембель, отнюдь не радовало меня. После знакомства со Стасиком во мне нарастало смутное ощущение тревоги. Волновал один-единственный вопрос: что же будет с ним, моим непревзойденным партнёром в сексе, когда мы расстанемся? И уже не раз я пытался откровенно поговорить с ним об этом щекотливом моменте, даже предлагал найти достойную замену себе: ведь не так-то легко встретить в нашем подразделении парня, который будет добрым помощником и настоящим другом, не предаст в трудную минуту и не бросит в беде! А главное — не окажется из категории тех, кто ищет в сексе только собственную выгоду или готов удовлетворить желания любого первого встречного…
     Стасик только отмахивался — мол, твоя-то какая забота? Не дрейфь, Валерка: вот я же с тобой «наощупь» познакомился, без всякой посторонней помощи? — значит, и с другим как-нибудь да сумею найти нужный контакт!
     Тем временем я всё-таки присмотрел одного «молодого бойца» из второго взвода — в казарме мы были почти соседями с ним. Да и в поведении его порой заметны были какие-то «странности». Парень этот — Ярослав — светлый и рослый белорус, молодцевато-подтянутый и молчаливо улыбающийся, не выпускал нас со Стасом из виду и всегда, как бы ненароком, оказывался вблизи, когда никого другого не было вокруг, — словно желал я что-то сказать нам, но так, чтобы этого не слышал больше никто из сослуживцев. Мы же, занятые только друг другом, не очень-то замечали его «преследования», таинственные полунамёки и настойчивые взгляды — покуда я случайно не обратил внимания на этого «шпиона» Славку (так я стал называть его про себя). Тогда и решил идти ва-банк: эх, была — не была!..
     Как-то раз, выходя из курилки, где после обеда толкалось много молодых (в их числе был и Ярослав), я, одним глазом хитро подмигнув ему и отозвав кивком в сторону, предложил зайти завтра утром на башню — просто оказать добровольную помощь: мол, вдвоём нам никак не управиться до срока. Только с одним условием: не филонить! «А не то, — добавил я как можно строже, — мы враз другого себе в помощники найдём: на такую непыльную работу любой согласится»…
     На немой вопрос Ярослава: а как же уладить это с командиром отделения Шостаком? — я, не сморгнувши, твёрдо пообещал: с ним обо всём я договорюсь сам — было б только твоё согласие и желание, Ярослав! С еле скрываемым удовольствием он принял моё предложение, не заставив себя долго упрашивать. (А чего мне стоило «уговорить» вечно хмурого сержанта Шостака — такого же, кстати, «дедушку», как и я — и объяснить ему необходимость второго помощника — думаю, излишне расшифровывать: запершись после отбоя в каптёрке, мы весело распили с ним бутылочку «Русской» — и вскоре он был готов «подарить» мне не только одного бойца, но и всё своё отделение впридачу: «Валька!! Тебе нужен помощник, бля? Хочешь — бери любого бойца, только не забудь вернуть потом в целости и сохранности — он ещё и Родине послужить должон!..» Ярослав ли тот боец или кто другой — не всё ли равно?). И когда на следующий день на тропинке, ведущей к башне, появился этот стройный, крепко сложенный белорусский боец, уверенно направляющийся в нашу сторону, мы со Стасом переглянулись. И тут, разумеется, от нашего внимания не могло ускользнуть, что лицо Ярослава светилось счастливой улыбкой — словно начищенная перед увольнением бляха новобранца!
     Впрочем, кому-то надо было и работу начинать — и так уж мы профилонили сколько времени, ничем не утруждая себя (кроме секса, естественно!), а по нашим загорелым спинам и торсам (молчу о тех укромных местах под трусами, которые у всех воинов девственно чисты и белоснежны, а у нас со Стасиком так же сильно обгорели, как и остальные части) вообще можно решить, что на солнышке мы прохлаждаемся все 24 часа в сутки, дённо и нощно, и когда успеваем нести службу — вряд ли даже самому командиру полка гвардии подполковнику Баклажанову известно!
     Я сказал Стасу, лукаво моргнув в сторону башни:
     — Родное сердце, пойди-ка проветрись, а заодно и кисточкой поработай немножко! У нас тут, видишь ли, кое-какой разговорчик тет-а-тетно будет с молодым бойцом.
     На что он ехидненько так пропел:
     — «Мне сверху видно всё — ты так и знай!..»
     — Да ты смотри, бля, — без глупостей там, не сорвись от любопытства! Кто будет собирать потом твои хрупкие косточки? А мы по-быстрому всё решим — и сразу тебя кликнем. Замётано? Ну, иди — иди же, Пикассо, твори!
     Стасик, пропыхтя носом, недовольно зыркнул на Ярослава, но ничего больше не добавил — только смачно сплюнул под ноги и понуро ушёл за ведром с краской. И через пару минут, привычно вскарабкавшись на бочку, принялся старательно докрашивать левую сторону башни (что, кстати, должен был сделать ещё двое суток назад). А мы со Славкой, досмолив тем временем по сигарете, зашли в сараюху, давно уж кем-то прозванную «голубым Дунаем» (разумеется, не в честь творящихся в ней наших сексуальных оргий, а просто так, из-за свеженькой окраски стен снаружи!) и присели на том самом топчане, который от многочисленных наших со Стасиком «упражнений» почему-то совершенно перестал скрипеть. Ярослав молча придвинулся ко мне, не ожидая «ценных указаний», и затем, отводя куда-то в сторону глаза, нетерпеливо обнял меня правой рукой за талию, а левой стал поглаживать по коленке, робко продвигая руку всё выше и выше по бедру…
     Когда его ладонь мягко коснулась заветного бугорка под грубой, выцветшей от солнца хэбэшной материей, огненный прилив возбуждения кувырком покатился по моему телу. Пелена густого прозрачного тумана опустилась на глаза, а очертания предметов вокруг стали одним и почти неразличимым большим серым пятном. Ярослав задвигал пальцами уверенней и спокойнее, не отрывая вожделённого взора от пока ещё скрытого «объекта» его желаний, — и эти манипуляции вызвали во мне ещё более сладкие ощущения, вихрем проносясь от головы до самых пяток… Я тихо спросил Славку: мол, не хочется ли ему освободить меня от мешающей одежды, а заодно — достать и моего «боевого друга», чтобы насладиться им сполна? В ответ он добродушно, улыбнулся и, приблизив лицо, поцеловал меня в губы. Достав поспешно мой член из-под расстёгнутой ширинки, он принялся медленно дрочить его, уверенно сжимая теплой крупной шероховатой ладонью. Когда маленький ствол потеплел и надулся, превратившись в здоровенную сарделину, Славка опустился перед ним на коленки и с жадностью присосался к нему, едва успевал я переводить дух. Движения его языка и губ становились решительнее — в ответ я только беззвучно стонал от восторга и наслаждения, то и дело притягивая на себя голову партнёра, тормоша его бритую макушку…
     Я чувствовал, как внутри меня что-то катится с неимоверной силой — туда, вниз, где Славкин язычок вытворяет самые настоящие чудеса, играя с моим хуем — словно малыш, с восторгом облизыом Дунае» продолжались до глубокой осени — почти до самого моего дембеля. Мы тайком пробирались к знакомой башне (даже после того, как все малярно-покрасочные работы были благополучно окончены) — у меня, к счастью, остался в кармане запасной ключик от сараюшки, служившей для нашей троицы желанным пристанищем. Вскоре, однако, взвод расформировали, разбросав отделения по разным «стратегически-важным объектам», так что встречаться на старом удобном топчане всем вместе удавалось всё реже. Да и участившиеся дожди, с туманными холодными сумерками и непролазной осенней слякотью, никак не способствовали тому, чтобы в нас опять забурлили жаркие летние страсти…
     Когда мне сообщили, что завтра уезжаю домой, я, не помня себя от счастья, бросился не по кабинетам для оформления документов, а к своим «боевым подружкам» — Ярославу и Стасику… Весь вечер мы провели возле нашей башни — в «голубом Дунае», ставшем для нас самым родным и самым близким! Это было последнее свидание. А наутро, провожая меня до автобуса, стоящего на КПП, Славка и Стас не отрываясь глядели куда-то по сторонам, беззвучно глотая скупые слезы, катящиеся по лицу… Я крепко обнял их обоих — стройных и милых, близких и дорогих моему сердцу. Утёр украдкой ладонью их промокшие лица, шепнув на ухо каждому: «Я люблю тебя, мой мальчик! Мы ещё обязательно встретимся — только не грусти!» — и махнув на прощание рукой, не оглядываясь, двинулся вперёд, к воротам…
     …Целый год они писали искренние нежные письма, полные очаровательных и трогательных слов, — вплоть до дембилизации, а потом, уже перед самым отъездом из части, сообщили адрес в Москве, по которому намереваются пожить вдвоём какое-то время. И через месяц я взял на работе очередной отпуск и махнул к ним, чтобы встретиться со своими армейскими собратьями — первыми в моей жизни «голубыми» секс-партнёрами.
     … Приехав в Москву, я позвонил по указанному в письме Стасика телефону. Услышав в трубке мой голос, они разом просто-таки взвизгнули от восторга и удивления, потребовав немедленного приезда. Быстро объяснили, как добраться на метро самым кратчайшим путем (с двумя пересадками, правда). По дороге я успел взять в магазинчике необходимый «гостевой наборчик» (выпивку и закуску) — неудобно заявляться с пустыми руками! На станции метро, прямо на широкой платформе, меня уже встречали с распростёртыми объятьями оба — и Стасик, и Славка. Кинулись ко мне обниматься и целоваться, а проходящие пассажиры пялили на нашу троицу глаза и в недоумении удалялись. Забрав мой скромный багаж, уместившийся в одной просторной сумке-пакете, друзья подхватили меня под руки и потащили домой, по пути наперебой докладывая о последних новостях…
     Когда же я, переступив порог квартиры, оказался в просторном коридоре, у меня зависла челюсть от удивления: обстановочка в жилище у друзей была, по моим провинциальным понятиям, просто супер-классная!
     Быстро переодевшись и приняв освежающий душ, я окликнул Ярослава — не откажется ли он оказать мне такую любезность: надо бы хорошенько пропариться с дороги, а он, я знаю, мастер тереть спинку и делать оздоровительный массаж! Так не поможет ли? Он тут же примчался на зов — и в течение следующего получаса мы с ним поочередно «массажировали» друг другу разные части наших тел. Я обратил внимание, как Славка изменился за минувший год: заметно подрос, окреп и выглядел по-взрослому вполне мужественно — этаким «качком» (помнится, он и в армии отличался подтянутой выправкой и спортивной фигурой, занимаясь тяжелой атлетикой).
     У Стасика тем временем подоспел ужин — он закончил все свои кухонные приготовления и также присоединлся к нам (желая если не мыться, то хотя бы поплескаться с нами). Его загорелое тело оставалось всё таким же нежным и горячим, он ничуть не повзрослел за время армейской службы — был по-прежнему быстр и проворен, как метеор. И только в лице заметней стало какое-то столичное самодовольство, выражение пофигизма ко всему вокруг. Ко всему — но, разумеется, не ко мне и не к Ярославу, с которым они стали роднее братьев…
     Вдоволь наплескавшись, с шутками и дружескими похлопываниями мы вышли из ванной, утираясь одним большим махровым полотенцем и сразу уютно устроились в кухне. За ужином вспомнили армейские наши «подвиги» в «голубом Дунае», бесконечные малярно-штукатурные работы на объектах, наряды и всё прочее, связанное с несением службы. А потом, перейдя в комнату, уселись на широченном диване; Ярослав выключил свет — и мы стали смотреть видик, недавно появившийся у Стаса (родители на день рождения торжественно вручили). Сейчас я уже и не вспомню, как называлась та «голубая» кассета, но точно запомнил, какое неизгладимое впечатление оставила она во мне: ведь это был мой первый просмотр гей-эротики (т.е., конечно, если уж сказать откровенно, самой настоящей порнухи).
     Пока с замиранием сердца я следил за действиями героев фильма, мои друзья (которые наизусть знали кассету, доставшуюся им из-под полы на каком-то привокзальном рынке) не теряли времени даром: с двух сторон нежно ласкали меня, стремясь как можно точнее передать своими действиями в реальности то, что происходило там, на голубом экране телевизора. И вскоре я не выдержал стремительного полета их фантазий и умелых экспериментов над своим телом — сдался без малейшего сопротивления, влившись в их весёлую компанию, как это бывало между нами и прежде, всего лишь где-то год с небольшим назад.
     … Вся ночь прошла на едином порыве, как будто мы и не расставались вовсе, а наши тела ни на минуту не забывали друг друга, верно и преданно сохраняя в себе теплоту, все запахи и вкусы армейских приятных ощущений, каждого изгиба, каждого мускула, каждой клеточки на коже лица, шеи, груди, спины, ягодиц… Уснули, утомлённые бесконечными «играми», только под утро, а затем, проспав в обнимку полдня, начали повторять всё с самого начала, добиваясь новых и новых побед в этих сексуальных «соревнованиях». Впрочем, я думаю, для каждого из «команды молодости нашей» главной была отнюдь не собственная лихая победа над соперником-партнёром, — мы выше всего ценили наше братство, взаимный путь к наслаждению, совместные поиски и открытия на тернистой тропе к счастью — если, конечно, под этим словом понимать не станцию назначения, а способ передвижения к ней…