— А ты сможешь что-нибудь делать? – С сомнением разглядывая истощенного мужчину, спросила Марфа.
Зачем он ей такой хилый? Но, больно уж жалко его, да и руки мужские в хозяйстве, ей тоже, ой как нужны.
— Вы не смотрите, что я так плохо выгляжу, — глядя на нее усталыми глазами, как-то жалобно ответил он. – Я еще крепкий. И много чего делать умею. Хоть строить, хоть ремонтировать, в технике разбираюсь, в электричестве.
— Пойдем, я тебя сначала накормлю, — решив для себя, что выбирать ей не приходится, надо брать и этого. Другой ведь еще когда придет?
— Да я не голоден, — поспешно возразил он, а сам непроизвольно сглотнул голодную слюну..
— Пойдем, не отказывайся. У нас так положено. Сначала, как следует, накормить работника, а уж потом, работу с него требовать.
— Ну, если так положено, тогда отказываться некультурно, — явно обрадовавшись ее словам, произнес он.
Работал он усердно, старательно, хотя Марфа замечала, что он часто вытирает пот со лба. Ослаб работничек, за время голодных скитаний.
Вечером, за ужином, она подкладывала ему куски отваренного мяса, и требовательно смотрела на него, заставляя все съесть. Когда у него начали, устало щуриться глаза, она, молча, подошла к топчану и, показала ему место. Устало кивнув, он просительно посмотрел на нее и, понятливо качнув головой, вышла.
Вернувшись назад, она увидела, что он уже спит и, перекрестив его, задула керосиновую лампу.
Ох-хо-хо! Вот и день миновал, — вздохнула она и, привычно перекрестившись, с облегчением легла под ватное одеяло. Прислушиваясь к сонному дыханию мужчины, она внезапно почувствовала, как по коже пробежали мурашки от удовольствия. Давно она не слышала в своей избе громкого мужского дыхания.
Проснувшись рано утром, она натянула юбку и, накинув на голые плечи кофту, взглянула в сторону спящего мужчины.. Разметавшись по широкому топчану, он крепко спал. Сползшее одеяло, открыло его исхудавшее, но очень прочно сложенное, крепкое тело много работающего физически человека. Подойдя к нему, она накинула на него одеяло и, уловив носом тяжелый запах грязного тела, невольно поморщилась. Нужно идти протопить для него баню.
Проснувшись от разудалого пения петуха, Егор открыл глаза. Впервые за три года, он был сыт и, отлично отдохнул. Только где же его неразговорчивая хозяйка? Почему она не разбудила его? Посмотрев на свои одряхлевшие в скитаниях брюки, он лишь вздохнул. В прежние, добрые времена, он не то что, не одел их, постеснялся бы на помойку такую рухлядь выбрасывать, а сейчас приходится носить, так как другие он пока еще не заработал.
— Проснулся?
Затянув ремень, он повернулся к хозяйке и снова подивился могучести ее телосложения. Крепко сшита женщина.
— Спасибо, проснулся. Отлично выспался. Что же Вы не разбудили меня? Бессовестно разоспался на домашней постели..
— Сон, это хорошо. Ты вот что, оставь здесь свою рубаху, пиджак тоже не бери. Пойдем со мной, посмотришь баню.
— А что с ней?
— Пойдем, сам увидишь.
Баня была так жарко натоплена, что у него мигом зазуделась уставшая от грязи кожа.
— Вот тебе полотенце, мыло, вехотка. Разденься в предбаннике и сходи, как следует, отмойся. Парился когда-нибудь?
— Приходилось.
— Ну, значит, ты сам справишься. Что у тебя с рукой? – Словно сейчас заметив повязанную грязным бинтом руку, спросила она.
— Так. Пустяки. Немного, поранился.
— Покажи мне свою руку.
— Ничего, обойдусь.
— Покажи. Я немного могу лечить. В моем роду, все были травознаи. Лекари, по-теперешнему. Снимай бинт. Все равно, его надо поменять. Этот очень грязен.
Увидев его рану, она озабоченно поджала губы.
— Тебе нельзя так мыться. Садись на лавку.
Понимая, что спорить с ней бесполезно, он сел и терпеливо морщился от боли, пока она заботливо обработала рану, затем тщательно перебинтовала ему руку.
Встав с лавки, она стала решительно расстегивать свою кофту.
— Что Вы хотите делать? – Волнуясь, спросил он.
— Помогу тебе мыться. В одежде я в такой жаре, я не сдюжу. И ты не стыдись, тоже раздевайся. Мы не мужик и баба, а … Давай. Давай раздевайся. Не стесняйся меня.
Увидев его вздыбленное мужское отличие, она внутренне вздрогнула, от волнующего предчувствия. Предложив ему свою помощь, она явно переоценила свою женскую выдержку.. Да и что говорить, коли перед таким мощным отличием не устоит ни одна одинокая женщина, тем бо в силах терпеть его ласковые поглаживания, она хотела отодвинуться.
— Стой. Не мешай мне. Ты же мыла меня, вот и дай мне помочь тебе.
— Там, я сама могу достать.
— Мне приятно мыть тебя, — откровенно ответил он.
Едва он вымыл ее до пяток и встал, она обернулась к нему и, ее полная грудь волнующе коснулись его груди. Напряженный член с силой уперся в ее расщелину. Она вздрогнула, затем посмотрев ему в лицо, стремительно закинула ему на шею руки, и она, со сладостным стоном, крепко поцеловала его.
— Чего уж нам с тобой притворяться, раз мы оба хотим этого? – Взволнованно дыша, казала она, увлекая его к лавке.
Бережно опустив ее, Егор лег сверху и, прижимаясь к ее взволнованно подрагивающему животу, поискал членом вход.. Мягкие складки половых губ податливо расступились под ним и, налегая на нее, он глубоко вошел в ее пышущую жаром скважину.
— Его-руш-ка! – Выдохнула она, в страстной истоме поднимая широкие бедра.
Их лобки слились и, радостно ахая, держась за края лавки руками, Марфа размеренно заелозила по ней.
— О-ох, родной ты мой! Как давно я не чувствовала себя бабой! Спасибо тебе за ласки милый!
— Это тебе спасибо, Марфуша, что приютила, обогрела и приголубила меня. За доверие твое спасибо. Дорогого это стоит.
— Ох, Егорушка! Да ведь это сразу видно, что ты честный, совестливый человек, зря не обидишь одинокую женщину, да и я не из тех, кто обидчиков боится. Ты только люби меня, а все остальное в нашей жизни само собой приложится. Как, ни будь, проживем с тобой, не помрем. Были бы, между нами, мир, да любовь.
Лежа с ним в чистой постели, любовно поглаживая его по груди, она призналась: — «Как увидела твое мужицкое отличие, так меня словно кипятком обдало, даже в жар бросило. Мой, это думаю, мужик, как есть, мой».
— А я тебя сразу разглядел, да не знал, как подойти к тебе. Больно уж ты была строга, Марфа Федоровна, неразговорчива..
— Что же ты думал, я в первый же вечер к тебе на шею брошусь, или в постель с тобой лягу? У меня и мыслей то таких, поначалу не было. Это уж после, когда я руку твою увидела, да поняла, что один ты в бане не справишься, вот тогда я тебя и разглядела всего. А в бане как-то само собою все случилось. Даже не помню, как. Да это и не важно. Главное, Егорушка мы с тобой отныне вместе будем. Никуда я тебя уже не отпущу. Хватит тебе по свету бродить, теперь здесь, у меня, твоя пристань.
— А я и не собирался от тебя уходить. Ты не из тех женщин, от которых уходят Марфуша.
— Ну, как твой приблудыш? Не сбежал еще от тебя? – Справилась Мария, разглядывая похорошевшую, словно помолодевшую подругу. По твоему лицу вижу, ко двору, видать, пришелся..
— Пришелся, — с вызовом ответила Марфа. – Так что? Тебе, небось, завидно стало?
— Завидно, Марфуша. И как я только проглядела его? Опередила ты меня.
— Тогда он незавидный с вида был. Слабый, пораненный. А сейчас, ничего, справный мужик стал, оправился у меня, окреп. На настоящего мужика стал похож.
— Счастлива, небось с ним?
— Не буду скрывать Маша, очень я счастлива с ним. И какая его дура из рук выпустила? А я ей, за глупость ее, вот как, благодарна. Не выгони она его, не встретила б его, не узнала, что есть такой Егорушка.
— Не боишься, что и от тебя он уйдет? Или ты приворожила чем его? Хотя, подружка, догадываюсь, чем баба может мужика приворожить. Горячими объятиями, да жаркими ласками.
— Верно, ты смекаешь, а потому, никуда он от меня, Машенька, не уйдет. Ни за что, не отпущу его от себя.
— Завидую я тебе Марфуша.
27.10.2005