Сижу дома на кухне. Дело к вечеру. Кушать сварил, отдыхаю. На столе ноутбук, на носу очки, читаю почту, по сайтам пробегаюсь. Кто-то ключами в замке зашебуршал. Ага, доча папаню осчастливила визитом.
— Привет, па! Я к тебе.
Странно было бы, коли бы в моей квартире находился кто-то ещё, кроме меня.
— Ты с работы? Кушать будешь? Я только сготовил. Что дома?
— По порядку: дома утром было всё в порядке; есть буду, потому как голодная.
— А чего не домой?
— Митька к матери поехал, а я к тебе. Ты, кстати, к свекрухе ездил?
Свекруха, моя сватья, вдовая женщина, просила оказать помощь по дому, по хозяйству, вот и ездил на несколько дней к ней, помогал. Вернулся только вчера.
— Ездил.
— Всё сделал?
— Да где там. Разве в частном доме всё можно сделать. Но кое-что сделал.
— Ну и ладно. Я в ванну. Вспотела, конём пахнет. Я сегодня у тебя ночую. Ты против?
Интересно, как это я могу быть против, отказать в ночлеге своей любимой и единственной дочери.
— Кобылой.
— Что?
— Кобылой пахнет. От женщины конём не может пахнуть по определению.
— Юморист. Пусть кобылой. Всё одно воняет. Я твою рубашку возьму?
Могла бы и не спрашивать. Интересно, что она сможет надеть, кроме моих вещей, коли свои тряпочки сполоснёт. Пока она в ванне плескалась, на стол накрыл. Вышла из ванной в моей рубашке, едва прикрывающей задницу, волосы вытирает. Задирает руки, рубашка приподнимается, а под ней и нет ничего, кроме молодого и довольно красивого тела. Животик мягкий, лобок пухленький в модной стрижкой.
— Стерва ты, доню. Отца бы постеснялась.
— Смотри, какой ты у меня стеснительный стал. А вот так?
Вообще рубашку распахнула.
— Красивая я у тебя?
— Красивая, но стерва. Папу в краску вводишь.
— Только в краску? Или ещё что? А ты что, свкекруху мою не трахнул? Да ни в жизнь не поверю. За столько времени и не залез на неё. Или раком ставил? Расскажешь?
— Да отстань ты. Садись давай, есть будем.
— Давай.
Поели, перебрались в комнату. В своё время купил ещё с женой тахту. Так вроде бы и ничего, а разложишь её — можно четверым валяться свободно. Я лёг, доня на живот мне голову пристроила, разговариваем.
— Па, ну правда, трахнул ведь сватью, сознайся.
— И что? Чистосердечное признание облегчает вину?
— Почти. Ну расскажи, а?
— Что рассказывать?
— Всё. И подробно.
А чего там рассказывать? Ну поехал я к сватье, откликнувшись на просьбу о помощи. Как одинокой женщине жить в таком доме без мужской помощи? Сын приезжает, зять мой, что-то помогает. Да что он может руками, программист хренов. Да вообще что может? Бабу удовлетворить не способен. Папе приходится компенсировать дочери недополученное от мужа. Видимо получается хорошо, потому как доча не оставляет своим вниманием родительский дом. И со всех сторон, кроме морального аспекта, это хорошо. И она сыта, довольна, никого искать не надо. И у меня нет проблем с половой жизнью.
И получается у нас в кроватке полное взаимопонимание и консенсус, как любил выражаться наш бывший президент Союза. Да речь не о нас. Приехал к сватье. Работы непочатый край. Приехал с утра, так что весь световой день наш. Работаю,она рядышком суетится, помогает. Что-то подать, придержать. По тёплому времени в маечке лёгкой, в шортиках. И под маечкой, и под шортиками наблюдается полное отсутствие нижнего белья. Вона как сосочки грудей торчат, топорщат ткань маечки. И шортики в обтяжку вырисовывают лобок пухлый. А уж задница — мечта. Надо заметить, что сватьюшку поёбывал я ещё при жизни свата. Так уж получилось, что попробовали из чисто спортивного интереса, для сравнения. Она сравнивала со своим мужем, я со своей женой. А потом чего уж там, коли распечатали бутылку, допивать надо.
Вот и допивали, поёбываясь при всяком удобном случае. А было тех случаев не счесть. Так что я всякий раз, как сватья оказывалась в зоне досягаемости, старался за задницу ущипнуть, за пизду схватиться, титьки притиснуть. Она вроде как негодует, даже сердится, говорит, что с такими темпами ничего не успеем сделать. А сама подставляет свои телеса под мои руки. Я и пользуюсь. Дохватался.Встал у меня, да и у неё промежность увлажнилась. Шортики тоненькие, хорошо влажное пятно видно.
— Да она, сучка похотливая, быстро возбуждается. — Встряла дочь.
— Не перебивай. Не буду рассказывать.
— Молчу, говори.
Ну вот, охота — это когда ей охота и тебеохота. То есть обоюдное желание. Затянул я её в сараюшку, к стеночке притиснул, целую, а руки сами титьки тискают, жопу мнут, шортики стягивают. Она вроде как отбивается: Да что ты, сват! Увидит кто. Да неужто до вечера не потерпишь? Что ж мы, как детишки нетерпеливые? Сама же ноги раздвигает, едва шорты до колен стянул, даёт возможность пошариться меж ног, пизду помять. А та аж плачет, мокрая вся. Сама повернулась задом, наклонилась, задницу выставила. И какое ещё предложение нужно? Я и вставил в мокрую пизду затычку, чтобы не текло. И пропёр сватьюшку, как положено.
— А жопа какая? — Вновь встряла дочь.
— В каком смысле » какая «? Обыкновенная.
— Нет, ты подробнее. Белая? Загорелая? Прыщавая? Дряблая?
— Да Господь с тобой! У твоей свекрови, что телосложением вроде Хильды знаменитой, да задница тощая. И тем более прыщавая. Белая, пышная, упругая. Взяться приятно.
— Лучше моей?
— Ты сравнила. Твоя всегда будет лучше всех. Потому что твоя.
— Правда? Тогда поцелуй. А её целовал?
— Ещё чего! А твою давай поцелую.Только дорасскажу потом.
Поцелуй подставленной дочереной попы немного затянулся. Вначале попу целовал, потом бёдрышки, потом меж ними целовал, а там и до сокровенного места добрался. Ароматная, вкусненькая пиздёночка дочери прервала рассказ, оторвала нас на более важное дело. Какое наслаждение целовать эту раскрытую ракушечку, посасывать клиторок, вылизывать краешки входа, слышать её стоны наслаждения, чувствовать, как она выгибается в порывке страсти, становясь на мостик, подставляя пещерку под поцелуи. И возбуждаться самому. И когда она кончила, сжав мне голову бёдрами, потом расслабилась, давая возможность теперь уже мне насладиться её телом, проникнуть в неё и кончить, обильно заполняя пизду своим семенем.
— Ого, так ты вон ещё сколько оставил! Или свекруха не всё из тебя высосала? А она тебе отсасывала? Нет? Вот сучка! Могла бы и отсосать. Ладно, дальше рассказывай.
— Подмываться не пойдёшь?
— Потом. Рассказывай.
— А что рассказывать. Кончил я в твою свекровь, аж по ляжкам потекло.
— Да ты у меня спермообильный. Вроде там у тебя фабрика по производству спермы.
— Не перебивай. Так и не доберёмся до конца.
— Доберёмся. Ночь впереди. И мне завтра не на работу. Всё, молчу и слушаю, мой повелитель. Уй, как ты щиплешься. А если я тебя укушу? Ну всё, всё! Ну папа!
Сватья, расставив ноги, вытиралась. У неё в каждом уромном уголочке с давних времён приготовлены влажные салфетки. Мало ли что, вдруг пригодятся. Вот и пкак?
— Она или я?
— Оба.
— Она два раза, а я так и не смог.
— А чего так?
— Да вот как-то не получилось. Ты там поосторожнее с игрушкой. Встанет, честное слово, раком поставлю, не посмотрю, что доча любимая.
— А что, ещё нелюбимая где-то есть? А раком я и сама встану. Попозже. И вообще, что ты так заволновался? Неужели я чупсик пососать не могу? Ладно, не буду. Рассказывай.
А чего рассказывать? Ну продрал я сватьюшку по новой. Она пошла завтрак готовить, я ещё полежал. Да вставть всё одно надо. Она в халатике коротеньком суетится, на стол накрывает. Поели. А задница под халатом так и манит. Ты не забыла: я же не кончил. Она принялась посуду прибирать, да не успела. Наклонил на стол грудью, халатик задрал да и вставил. Она покряхтывает, но терпит. Видно же, что уже наелась, но терпит. Да и пизда подсохла. Право слово, аж неприятно такую ебать. И больно. Так что до полудня, до самого обеда мы терпели. Она уж не шортики надела, платье. А вот трусы под платье надеть забыла.
— Да она вообще трусы редко надевает. Такое впечатление, что всегда готова.
— Может и так. Но тискать приятно. Пизда-то голенькая, хватайся. Да и она при всяком хватании ноги раздвигает, нравится ей, когда мнут пизду. Тащится. Видно же по ней.
— Говорю же: блядина.
— Зачем ты так, доню? Голодная просто. Ты-то вон и с мужем, и с папой.
Фыркнула
— Нашёл с кем, с мужем. Это он со мной. Позволяю ему спускать в меня, чтобы застоя в яйцах не было. Ещё какой простатит привяжется, мне же и лечить. Да ему много ли надо? Иной раз подрочу немного, возбуждая, а он прямо в руку и кончит. Смущается. Просто мальчик-ботаник. С тобой — другое дело. Ты ненасытный. Понимаю свекруху. У самой иной раз пизда по несколько дней болит.
— Ты что, серьёзно? А чего ж молчишь?
— Да это приятное чувство. Так сладко ноет после тебя. Ладно, продолжай. Можно, я немного поиграю? Нет, нет, не до конца. На вечер оставим.
— Ну смотри. Раздраконишь, сама и ответишь.
— Я отсосу.
— Ладно, верю. Играй. Так вот, цельтный день, кроме тисканий, никаких поползновений с моей стороны на сватьину добродетель не было. Вечером она баньку протопила. Пошли париться. Любит она это дело. Право слово, меня запарила. Напарились, в предбаннике сидим, отпиваемся. Тут и пиво холодное, и минералка, и квас. Красная вся от щёк и до ног. И знаешь, очень даже симпатичная в таком виде.
— Да так-то она баба фигуристая. Это я матерю из ревности. К тебе, кстати.
— А чего ко мне?
— А просто. Моё — значит моё. Но с ней разрешаю. Родственница всё же. Да и продерёшь её, ко мне лучше относиться станет. Она после твоих визитов сахарная просто. Не знает куда меня посадить и чем побаловать. И подарочки приготовит, и деньжат подкинет.
— Эге, милая! Так это, выходит, папаня хуем своим старается , работает, а дивиденты тебе?
— Это справедливо. Я же любимая девочка твоя. Доченька сладенькая. Вот попробуй здесь поцелуй. Вкусно?
— Вкусно. Но больше не буду целовать.
— Почему?
— Потому. Или начинаем и до самого конца, или слушаешь. Одно из двух.
— Нет, нет, рассказывай. Я пока не готова.
Так вот, говорю, свекруха твоя довольно аппетитная женщина. Накинули что-то на себя, в дом пошли. Никакого ужина я ей накрывать не дал, на кровать завалил. Уж и тискал же я её! Во всех мыслимых и немыслимых позах. А чтобы особо не натирать пизду, поебу немного, выну, так поласкаю.
— Да у неё дойки вон какие. Мог бы и меж титек поебать. Это не у меня — прыщики.
— Вот спасибо, подсказала. И так делал. И у тебя титечки очень даже нормальные. Нечего наговаривать. Эй, эй! Ты чего это делаешь? Примеряешь? Ну ладно, потискай немного. Всё равно не спущу. Мне теперь долго гонять надо. Ну ладно, продолжаю. Ещё я меж ягодиц её трахал. Нет, не в зад. Просто меж ягодиц. Правда в попу упирался и даже головку втискивал. Пищит. У неё при таких-то габаритах зад совсем узкий. И меж ляжек. Сам измучился, её намучил. Она уж взмолилась. Пожалел. На бок положил, хуй в пизду вставил да так и уснул. И она уснула. А утром сквозонула, бедняга, раньше меня, пока спал. Днём попросила не особо активничать, потому что пизда совсем уже ничего не хочет и не может. Вот до вечера дотерпел, посмотрел, да и поехал домой. Безо всяких обидок. И она без обид осталась. Правда на прощание раком встала, подставилась. Кончить захотела. Мне не жалко.
Зато вот тебе сколько оставил. Ну что, милая, наигралась? Как ляжешь? Мне лечь? Ты сверху хочешь? Ну садись, поиграй немного. Да, доча, не особо старайся. Будет неприятно — прекращай. Я пойму. Как не учить учёного? А кого мне учить? Твою свекруху? Ты сама всё знаешь? Ну ладно. Я вот демонстративно руки за голову закидываю, а ты делай, что хочешь. Да, можешь и на лицо мне сесть. Разрешаю. Разрешаю делать всё, чего тебе угодно. Шестьдесят девять? Ложись, подставляй свою писечку вкусную. Уммм! И правда, вкусно-то как!Дай полакомлюсь. Ооо, как приятно твой ротик головку ласкает! Сегодня мы навряд ли заснём.
Через некоторое время, потные, уставшие, еле дышащие тела лежат на тахте. лениво переговариваются.
— Ты так и не кончил?
— Успею. Кстати, а ты почемузавтра не работаешь?
— А я в командировку еду. Я же не похвасталась. Меня на повышение двинули. Вот и еду в столицу на курсы.
— Надолго?
— На месяц. Па, я тут с Иркой поговорила. Она будет приходить, помогать тебе. Да ладно: сам способен. Ничего с ней не случится, поможет. Прибраться там. Ты это, если вдруг захочешь, так ты особо не миндальничай. Заваливай её и еби. Можешь раком. Она сама хочет с тобой пообщаться.
— Доню, ты что это, сватать меня вздумала?
— Да какой там сватать. Она ж ебаться хочет, аж визжит. Сама своего тела стесняется. Она же толстушка. А ты таких любишь. Ты уж продери её, как следует, чтобы на раскорячку ползала. Она и с тыла доступна, если захочешь. Нет, ты её не порвёшь. У тебя он совсем и не крупный. Самое то. Главное, что долго стоит. Ладно, па, писечка передохнула и просит чего-нибудь, голод утолить, утроба ненасытная. Мне как лечь? На коленки встать? Так? Ну давай, пристраивайся. Ох, мама! Хорошо как!