Ступенька 5. Часть 3
Продолжение.
Дома.
Катька
Тетя Наташа игриво подняла вместе с одеялом согнутые в коленях ноги и сначала широко их развела, а потом снова сомкнула, не распрямляя. И опять развела. Дядя Володя наклонился к лампе и дунул. Комната погрузилась в непроницаемую темень. Витька подвинулся ближе к стене, освобождая по – больше места для дяди Володи, но его не было. Вместо этого Витька услышал, как тяжело заскрипела кровать, на которой спали тетя Наташа с Катей, принимая на себя дополнительный груз. Раздался довольный смешок тети Наташи и следом ритмичный скрип старенькой, видавшей многое, кровати. Среди скрипа Витька расслышал голос дяди Володи:
«Ну как?».
«Посмотрим, посмотрим: цыпляток по осени считают» — прошелестел с придыханием в ответ голос тети Наташи.
Сколько удалось тете Наташе и дяде Володе насчитать цыпляток, Витька так и не узнал, уснувши под ритмичный убаюкивающий скрип кровати.
Когда Витька проснулся утром, дядя Володя лежал рядом с ним и солидно похрапывал.
Теперь, когда тетя Наташа работала в дневную смену, а дядя Володя не был в командировке, Витька засыпал один в постели под скрип тети Наташиной кровати.
Подошел Новый год, с ним и школьные каникулы. Снег не таял к обеду, а лежал везде белым покрывалом. На дороге, где ездили машины, он был укатан до твердой корки, и можно было даже кататься на коньках, у кого они были, или же просто на подошвах своих ботинок, уцепившись сзади за выступающую часть автобуса. Мальчишеское уличное братство без проблем делилось своим богатством с неимущими, поэтому Витька вскоре уже вполне сносно носился на одном, а потом и на двух коньках, одолженных кем – нибудь из соседских мальчишек.
Но все когда – то кончается. Кончились и Новогодние каникулы. И Витька пошел в школу. Во второй класс. Теперь он ходил в другую школу. Поближе к дому. В отличие от той, что Витька учился в первом классе, она была семилетней и располагалась в небольшом двухэтажном домике возле Дунганского базарчика. И учились мальчики в ней вместе с девочками. И еще: не все классы имели отдельные входы из коридора, да его в здании и не было. Поднявшись по лестнице на второй этаж, сразу попадаешь в большую комнату – зал в три окна, в котором занимались шестиклассники. И только пройдя, повернув налево, через весь этот зал, можно было попасть в класс второклашек, который был гораздо меньше по размерам.
Несмотря на тесноту, в школе была своя, хоть и не большая, библиотека. Конечно, Витька тут же записался. Теперь, когда Витька шел домой после занятий, в его сумке, сшитой ему к первому классу дядей Матеушем, одним из поляков, живших у них на квартире в 1943-1944 году, из куска брезента и с лямкой, позволявшей носить ее через плечо, кроме немногочисленных учебников и тетрадей, обязательно лежала книжка из библиотеки.
Уроки он делал все так же с Катей, но теперь они у каждого были свои. А вечером, после ужина, когда дядя Володя с тетей Наташей и бабушкой сидели еще вокруг стола, Витька, устроившись уютно под одеялом, читал принесенную из школы книгу. Для Витькиного удобства, лампу передвигали ближе к нему на край стола, примыкавший к их с дядей Володей кровати.
Большей частью это были сказки русские, дунганские, киргизские, были и сказки Андерсена, или детские рассказы, вроде «Ребятам о зверятах» или что – то подобное, не менее интересное. В библиотеке было железное правило давать книжки строго по возрасту. И ученику второго класса «Анну Каренину» Льва Николаевича, ни под каким видом бы не дали. Как – то, Катя, увидя Витьку с книгой, переползла к нему на постель:
«Ты что читаешь? Почитай вслух».
Витька любил читать. Будучи в санатории он уже читал по просьбе девочки.
Он подвинул свои ноги к стене, слегка развернувшись на постели, так чтобы не отдаляться от лампы. Катя устроилась по — удобней, облокотившись на Витькины ноги, и приготовилась слушать. Витька продолжил чтение, но теперь вслух. Взрослые беседовали о чем – то своем, Витька вполголоса читал. Читал Витька хорошо, стараясь изображать действующих лиц. Катя с интересом слушала. Видимо устав сидеть, облокотившись на Витькины колени, она немного подвинулась назад, перевернулась на спину, положила голову Витьке на живот и так лежала, пока взрослые не стали укладываться спать, и Кате пришлось отправляться на их с мамой кровать.
На следующий вечер после ужина Катя уже сама, не дожидаясь, когда Витька возьмется за книжку, забралась к нему на постель под одеяло и предложила:
-«Витя! Почитай ».
Она откинула одеяло и приглашающе отодвинулась дальше к стене, освобождая место для Витьки.
Витька, конечно, и без того собирался закончить день чтением в постели. Тем более, что сказки Андерсена про Снежную королеву, Стойкого оловянного солдатика, про солдата с его волшебным огнивом ему самому были интересны, и был совсем не против, если у него будет еще и слушатель, поэтому он без возражений, скинув рубашку и штанишки, оставшись в трусах и майке, взял из стопки, лежащей на подоконнике, книгу, улегся на спину рядом с Катей, мостясь повыше на подушке так, чтобы свет от лампы падал на страницы, и развернул книгу. Открылась, как раз, сказка про Дюймовочку. Катя тоже подвинулась повыше на подушке так, чтобы ей видно было текст и картинки, притиснулась вплотную к Витьке, накрыла его одеялом. Голова ее касалась Витькиного плеча, а волосы щекотали щеку. Он чуть отодвинулся, но Катя снова придвинулась к нему, поправив волосы.
— «Читай же» — с нетерпением обратилась она к Витьке.
Витька сдвинул одеяло себе на грудь, выпростав из — под него обе руки, поставил перед собой книгу и начал читать. Дядя Володя и тетя Наташа о чем – то вполголоса беседовали, бабушка ушла в комнату к Витькиной маме. Катя легла на бок, поерзала под одеялом, устраиваясь поудобнее, и теснее прижалась к Витьке. Одну ногу под одеялом она положила на Витькины ноги. Одна ее рука легла ему на грудь позади книги, другую ей пришлось вытянуть вдоль между их телами. От ерзания подол рубашонки задрался, оголив низ ее живота, и Витька чувствовал тепло прижатой к его ноге Катиной промежности, однако это не мешало ему читать.
Катя тихо лежала, посапывая Витьке в плечо. Когда Витька останавливался, чтобы перевернуть страницу, Катя переставала сопеть, приподнимала голову и нетерпеливо бросала:
— «Читай!»
И Витька продолжал. Но потом Катя перестала реагировать на его остановки – уснула. Мало помалу, и у Витьки начали слипаться глаза. Книжка, вывалившись из рук, легла ему на живот. Витька тоже задремал.
Очнулся он от того, что книга поползла вдруг из его рук. Он открыл глаза. Рядом с постелью стояли дядя Володя, взявший книгу, и тетя Наташа. Сквозь дрему Витька слышал, как дядя Володя, улыбаясь, сказал тете Наташе:
— «Смотри: ловко устроилась дочка».
— «А не буди. Пусть себе спят. Нам свободнее будет» — произнесла с усмешкой тетя Наташа.
Дядя Володя положил книгу на стол и отошел от кровати к лампе, готовясь ее потушить, а тетя Наташа заботливо накрыла Катю и Витьку одеялом. Когда утром Витька проснулся, то с удивлением обнаружил, что вместо дяди Володи рядом с ним под одеялом лежит Катя. Лежала она на боку, тесно прижавшись к Витьке. Одна ее рука лежала на его груди, а на его бедре устроилась согнутая в колене Катина нога, причем колено ее возлежало на его паху, придавив собою его писульку. Как ни осторожно выбирался Витька из объятий Кати, она все – таки проснулась, села на постели, удивленно озираясь. Бабушка уже хлопотала у плиты, готовя завтрак на всех. Дядя Володя брился возле умывальника, висящего над ведром слева от двери, а тетя Настя, подложив под щеку ладонь, с довольной улыбкой на губах обводила взглядом комнату. Пока Витька соображал, как же все – таки Катя оказалась с ним, она соскочила с постели и мигом очутилась под одеялом рядом с мамой. Та обняла ее и чмокнула в голову.
Вечером после ужина, как и в прежние дни, Витька и Катя снова, забравшись под одеяло, читали. Сегодня это была сказка «Снежная королева». Тетя Наташа с дядей Володей все так же сидели после ужина и вполголоса разговаривали о чем – то своем. Но вот тетя Наташа встала, сняла с себя платье и как всегда, усевшись на край своей постели, стала готовиться ко сну. Дядя Володя по своей надобности вышел из комнаты на двор. Катя стала выбираться из под одеяла, чтобы перебраться к маме на свое законное место, но тетя Наташа жестом остановила ее:
-«Спи, дочка, там».
Катя вернулась на место у плеча Витьки и стала устраиваться поудобнее. Дядя Володя вернулся, разделся и погасил лампу. В темноте Катя теснее привалилась к Витькиному боку, закинула ногу на него, прижав коленкой его писюн, что Витьке не совсем пришлось по вкусу. Он заворочался, но Катя обхватила его еще и рукой поперек груди и теснее прижалась. Витька, смирившись, только вздохнул и вытянулся под одеялом. Катина рука, лежавшая на его груди, вдруг переползла на живот и двинулась дальше… А дальше были Витькины трусы. Катина ладошка скользнула под резинку и продолжила свой путь. Соседняя кровать, на которой расположились тетя Наташа и дядя Володя, уже не просто скрипела, а натужно стонала. Слышны были сопение дяди Володи и приглушенные стоны тети Наташи. Наверное, потому, что ладошка не дотянулась, куда ей хотелось, Катя сползла вдоль Витькиного тела вниз по подушке так, что голова ее лежала теперь не на плече, а почти на животе Витьки. Зато ладошка ее достигла того, чего ей хотелось.
-«Ой! А что это он у тебя такой мягкий!» — услышал Витька Катин шепот: «У дяди Володи он вон какой твердый!».
Витька чуть повернул голову к Кате и тоже шепотом:
-«А ты откуда знаешь, какой писюн у дяди Володи?»
-«А он как – то раз, когда скатился с мамы, лег мне на ногу. А я же еще не спала и почувствовала, как что – то мне в ногу уперлось. Твердое, скользкое, горячее. Мама сказала: «Смотри, дочку не раздави». А он тогда снова на нее забрался».
Катина ладошка скользнула дальше и оказалась на Витькиных яичках. Их она тоже вознамерилась стиснуть, но Витьке это совсем уж не понравилось, и он шепнул:
— «Не надо! Больно».
Ладошка испуганно метнулась назад к писюну. Витька протянул к паху руку, сжал Катины пальцы на писюне и подвигал по нему:
— «Вот так поделай».
Будучи в больнице, Витька не единожды видел, как старшие ребята делали так после отбоя, когда медсестра, погасив люстру под потолком и включив синюю лампу над дверью, бросив: «Спокойной ночи, мальчики», уходила из палаты. Витька тогда тоже так делал со своим писюном. Только головка, или «залупа», как называли эту штуку мальчишки, у него никак не хотела выглядывать наружу.
Катина ладошка заскользила по Витькиному писюну.
— «Ой! А он твердеть начинает!» — прошептала Катя в ухо Витьке.
— «Ага» — отозвался Витька.
— «Еще и большой стал» — снова зашептала Катя в Витькино ухо.
Витька лежал на спине и млел. Катина сжатая ладошка неторопливо двигалась вдоль его восставшего писюна. Вдруг Катина ладошка разжалась и, найдя Витькину руку, потащила ее к себе в промежность:
— «И ты мне тоже там потрогай » — шепнула Катя.
Катя леглптала Катя и, отпустив Витькину руку в свободное плавание, стала ритмично сжимать и разжимать ноги. Витька старался во – всю, забыв даже о своем, стоявшем колышком, писюне. Чтобы было удобнее, Витька повернулся на бок и прижался к лежащей на спине Кате. Писюн уперся ей в бок. Катина ладошка снова скользнула под резинку Витькиных трусов и заключила писюн в тесные объятия и заскользила вдоль него.
Соседняя кровать продолжала ритмично стонать.
Через некоторое время от действий Катиной ладошки Витькиному писюну стало остро щекотно, что очень понравилось Витьке. Кате, наверное, тоже нравился Витькин палец в глубине ее щелки:
— «Ай! Щекотноооо каааак!» — шептала она в Витькино ухо и еще теснее сжимала пальцы на Витькином писюне, а бедрами Витькину ладошку:
— «Делай, делай так! Сильнее!»
Витька двигал теперь ладошкой энергичнее, чаще. Попытался продвинуть палец по — глубже в Катину щелочку, но он, упершись во что – то там, в глубине, дальше не шел. Из разговоров мальчишек в больничной палате он знал, что у девочек там есть такая пленочка, перегораживающая вход в глубину их пещерки. И пленочка эта называется «целка». И когда приходит время, кто – нибудь из мальчишек «ломает» ее девочке, превращая в женщину. Но вот Катя особенно сильно сжала бедра, даже чуть согнула, выставив вверх коленки, затем распрямила, отпустив Витькин писюн, вытащила свою руку из его трусов, вытянулась под одеялом. Руки ее лежали теперь вдоль тела. Витька тоже растянулся на спине.
Прекратился и ритмичный скрип соседней кровати. Потом она натужно застонала, и в темноте комнаты повисла тишина. В этой тишине зашелестело постельное белье, и раздался негромкий смеющийся довольный голос тети Наташи:
«Ну, мастак! Совсем уебал девушку. Натер так, что завтра на раскоряку ходить буду. А молочка напускал! Ишь, лужа на простыне. К утру засохнет, как потом пятно отстирывать? »
— «Старался» — прошелестел в ответ дядя Володя.
— «Ну, все! Спать!».
Витька с Катей быстро провалились в сон. Разбудил их, как и всех остальных длинный басовитый гудок «шестидесятого» военного завода.
Теперь Витька и Катя спали вместе на одной кровати, а дядя Володя спал с тетей Наташей. Катя, как настоящая хозяйка, по утрам застилала постель, а вечером готовила ее ко сну. За столом во время еды она садилась как можно ближе к Витьке. Вечерами, когда тетя Наташа уходила в ночную смену, они устраивали на широкой ее постели веселый кавардак, но спать шли на свою кровать.
В один из вечеров, когда дядя Володя уехал в очередную командировку, тетя Наташа ушла в ночную смену, а бабушка сразу после ужина скрылась в комнату к Витькиной маме, Витька и Катя снова устроили веселую кутерьму на постели тети Наташи. Борьба была особенно упорной: то Витька подминал Катю под себя, пытаясь при этом «загнуть салазки» — хватал обеими руками Катину ногу и старался согнуть ее в колене и прижать к Катиному животу. Подол ее рубашонки при этом соскальзывала к паху, полностью оголяя бедра. Витька пыхтел, Катя при этом хохотала и отчаянно брыкалась, пытаясь освободиться. То Кате удавалось вдруг опрокинуть Витьку на спину, и тогда она всем телом наваливалась на Витькин живот, ногами своими обхватывала его ноги и крепко их стискивала.
Тогда Витька ощущал на своем голом бедре теплоту Катиной щелочки. А ее руки скользили по Витькиным бокам, забирались подмышки и даже в трусы, проверяя Витькину стойкость к щекотке. Но Витька как – то не особенно и реагировал на щекочущие действия Катиных рук. Однако в ответ на Катины действия Витька не оставался в долгу. Его руки тоже елозили по Катиным бокам, спине, щипали булочки ее девчоночьей попочки и забирались даже между ее стиснутых бедер. Катя заливалась веселым смехом, елозила по Витькиному животу, пытаясь избавиться от назойливых пальцев. Наконец, они устали барахтаться и, расслабленно вытянувшись рядышком на спине поверх одеяла, затихли, тяжело дыша.
Вдруг Катя повернулась на бок к Витьке, слегка к нему притулившись разгоряченным телом, приподнялась над ним и, заглядывая в глаза, предложила:
— «А давай, как мама с дядей Володей!»
И не дожидаясь Витькиного согласия, откинула одеяло, легла на спину, высоко, гораздо выше пупка, подтянула подол своей ночнушки и развела ноги. Подложив ладошки рук под голову, Катя ожидающе глядела на Витьку.
Витьке ничего не оставалось делать, как откликнуться на Катино приглашение. Приключения в Канте с Таней, с Женей в детском санатории, да и разговоры старших мальчишек по вечерам в больничной палате не прошли даром, и Витька кое – что усвоил в части общения с представительницами противоположного пола. От представленной Витькиным глазам картины писюн в трусах зашевелился, окреп и попытался поднять свою головку вверх, но ткань трусов не очень – то способствовала этому. Витька приподнялся и стал стягивать с себя трусишки. Катя с неподдельным интересом уставилась ему на низ живота. Хотя они с Витькой и баловались своими письками, трогали их, но вот видеть воочию мужской писюн вообще, и Витькин в частности, Кате еще не доводилось, (те несколько мгновений картины торчащей из прорехи дяди Володиных кальсон штуковины, когда он первый раз улегся на маму, лежащую рядом с ней в постели, можно и не считать) и она с нетерпением ждала, когда Витька откроет для ее взора свое хозяйство.
Витька, наконец, справился со своими трусами и замешкался, не зная, куда их девать. Он стоял на коленках лицом к лежащей на спине Кате. Писюн его торчал вверх головкой, почти прижимаясь к животу. Писюн Витькин, хоть и не отличался особыми габаритами, но имел – таки симпатичный вид: в напряженном состоянии он имел слегка изогнутый вид, отдаленно напоминая кавалерийскую саблю, головка, скрытая еще натянутой на нее кожей, была гораздо толще самого стволика, что придавало членику сходство с молодым грибом подберезовиком. Катя, широко раскрыв глаза, уставилась на Витькино богатство в нетерпеливом ожидании удовольствия. А о том, что эта штучка, торчащая внизу живота у мальчишек и взрослых мужчин, доставляет женщинам удовольствие, она уже отдавала себе отчет и не сомневалась. Иначе мама не позволяла бы дяде Володе каждый раз ложиться на нее и ритмично к ней прижиматься низом живота. Наконец, Витька решил, что лучшего места для трусов, чем под подушкой, ему не найти.
Он сунул их туда и, перекинув сначала одну, потом другую ногу, оказался между Катиных ног, распластался на ее животе и принялся пристраивать свой писюн к дырочке Катиной щелочки, которая — он это знал уже точно — должна была быть где – то там между ее разведенных ног. В этот раз, в отличие от того, когда он был с Таней и Женей, Витькин писюн стал погружаться в глубину Катиной щелочки. Витька чувствовал, как кончик его твердой письки раздвигает что – то там теплое и мягкое. Но вот он уперся в какую – то преграду и дальше никак не шел. Витька стал раз за разом поднимать и опускать свою попку. Но как ни старался Витька, писюн его никак не хотел погружаться дальше. Катя не оставалась безучастной. Подаваясь попкой навстречу Витьке, тоже старалась погрузить в себя поглубже Витькину письку. Между тем Витькин мозг стала сверлить мысль, что то, что он делает с Катей — это плохо.
Плохо для нее. Из разговоров мальчишек в больничной палате он усвоил, что с девочкой надо обходиться грубо, без особых сантиментов «втыкать» ей свой писюн. Но он – то совсем не хотел так обходиться с Катей и делать ей плохо, подчинять ее себе. Поэтому после нескольких толчков, он скатился с нее и лег рядом с ней на спину. Но такой оборот дела вовсе не устроил Катю. Она тут же взобралась на Витьку и принялась нанизываться своей щелочкой на его торчащий вверх писюн. Кое – что ей таки удалось. Писюн снова вошел в ее письку и довольно глубоко. Как показалось Витьке, гораздо глубже, чем когда он лежал на ней, но уперевшись в какую – то преграду, дальше не шел. Он просунул ладошку к паху и стал щупать Катины щечки и свой писюн. Оказалось, что да, писюн почти полностью погрузился в Катю. Зная, что у девочек там, в их письках имеется пленочка — «целка», которая должна порваться, и это бывает для них больно, Витька участливо с беспокойством спросил:
— «Тебе как – больно?»
— «Неаа» — Катя еще сильнее прижалась своей писькой к Витькиному колышку.
Но теперь Витьке стало больно: Катя нажимала все сильней, колышек не шел вглубь и не гнулся. Катя с усердием пыхтела на нем, пытаясь поглубже вжать в себя Витькин писюн.
— «Кать! Осторожнее! Мне больно там».
Катя ослабила нажим, но продолжала елозить по Витькиному животу.
Вдруг Витька обратил внимание, что дверь в мамину комнату чуть приоткрылась, и из получившейся щели выглядывает бабушкин глаз и нос. Он столкнул Катю с себя и, прижав ее голову к себе испуганно зашептал:
— «Бабушка смотрит».
Катя затихла. Витька скосил глаз на дверь. Бабушки уже не было.
Утром и Катя, и Витька, как обычно позавтракав, отправились каждый в свою школу. Когда он вернулся после занятий, дома была Катя, тети Наташи, которая должна была вернуться с ночной смены, не было. Бабушка, ни словом не обмолвившись о ночном происшествии, как обычно покормила Витьку с Катей обедом, после которого они выскочили во двор погулять. Погода была мокрая, шел мелкий дождь со снегом. Витька предложил Кате укрыться в сарае, стоящем пустым с тех пор, как у них украли корову.
Катя сразу стала жаловаться, что мама ее сильно побила:
— «Знаешь, как по жопе лупила! До сих пор болит»
В этот вечер Катя спала со своей мамой, а Витька, ввиду отсутствия дяди Володи, крутился один.
Когда на следующий день Витька вернулся из школы, к его удивлению ни тети Наташи, ни Кати не было дома. Не было видно в комнате и их вещей.
Еще через день, когда Витька после школы появился дома, за столом сидели дядя Володя и бабушка. Бабушка тут же встала и скрылась в комнате Витькиной мамы. Дядя Володя, поднялся из – за стола навстречу Витьке и, не дав ему даже раздеться, подхватил на руки, вскинул до потолка, потом прижал к груди, чмокнул в щеку и, смеясь, сказал:
— «Не из породы, а в породу – один дедушка рысак!»
Больше Витька никогда не встречал Катю и ее маму – тетю Наташу.
(предполагается, что продолжение будет)