Всего-то прошло два года, как я в этой деревне появляюсь, и у меня появились друзья. Тот самый Колька, который смотался домой, так и не дождавшись утра. Вспоминаю и прихожу к мысли, что время пролетает так незаметно, что мы становимся другими, но дружба деревенская у нас продолжается. В этот год, когда затеял построить шалаш с Колькой, мне шел 14 год отроду. Его пес, о котором и мы хотели рассказать в газете — вырос, и его звать Туман. Он так и живет в своей будке, которую ему сколотили два года назад. Он меня признал сразу и стал вилять хвостом.
Вот и сейчас лежу в шалаше, и доносится его лай, на кого-то лает упорно, его лай я узнаю из многих. Мне, даже, интересно его слышать, чтобы знать, что кто-то рядом идет по нашему посаду.
А вот в рождественские каникулы, когда приезжал в деревню к родственникам, мы к нему с Колькой привели суку из соседнего села, чтобы он засадил (вязка). У этой суки Альмы, была течка, и Туману решили сделать праздник. Он с пеной у рта попробовал её, да так неумело, что они спарились (связались) и не могли долго разойтись. Он долго носил её на своем хую. У нас у самих при таком деликатном деле — в трусах стояло. Только у нас не было такой возможности, с Колькой я не трахался; но у меня были уже друзья в городе и это — одноклассник, с которым уже пробовал секс. Удалось с двоюродным братом в тот приезд, в деревенской бане попробовать.
Мы тогда пошли вдвоём, и никто нам не мешал. Началось с того, что присматривались к своим писунам, у меня возбудился, т.к. возбуждался я сразу на голых пацанов, на взрослых не очень. Когда начали намыливать спинки, тут-то наши стояки пришли в движение. Мой брат первый предложил нам подрочить, а чем дальше, тем больше хотелось. Он был на полтора года старше меня, и у него лобок опушился; на моём только начинали появляться волоски. Видел у него залупу, она у него огромная, не как у многих моих товарищей, и в придачу оказалась без крайней плоти. Когда он у него вскочил, то писун, казался, мне грибом.
Он его надрочил и я свой, а спустили на наши залупки. Так получилось кайфово, я никогда такого не пробовал, но меня трясло от оргазма. Затем в ход пошли пробовать попки. Не сразу получилось, никак не удавалось протолкнуть, но с мылом все же получилось завоевать дырку. Она была у него такая тугая, что писун выскакивал каждый раз. Терпение и труд все перетрут, и у нас получилось. Я его стал на себя насаживать, он сначала привыкал к боли, но со временем привык и от болевых стонов перешел к сладостному мычанию. Я никогда не думал, что можно получать от этого настоящий кайф. Его писун был в моих руках и я почувствовал, как он стал стрелять … Сперма залила ладонь и скамью. Меня чуть было, от такого кайфа, не свалило на пол, я спустил в него, и некоторое время не вынимал писун, так и повис на нем. Что со мной происходило плохо понимал, но это был фурор.
По телу оргазм и моему и его, мы слились в годении. У брата так и не получилось вогнать в меня, его залупка так и не смогла войти в меня, хотя, я очень мечтал почувствовать такой же кайф, как он получал от меня. Я злился на него, что у него получалось; слабая потенция не позволяла вогнать залупень в мой зад. Может и моя в этом вина, что не разработал очко для такой ялды; но кто знал… Очень нам понравилось трахаться в бане, и прямо на широкой скамье, другого места не было. Она была рассчитана на три человека.
Тогда еще удалось с ним попробовать и на русской печи, тоже был неописуемый кайф. Тогда очень много пробыли на морозной улице, катались с гор на санях, все промокли от снега, а когда залезли на печь -разомлели, и тут снова пригодилось применить наши писуны. Я тогда засадил ему две палочки, как принято говорить в подобных случаях.
Мне все вспомнилось за те минуты, что я оказался с этим пастушком.
Стаж моего спермаиспускания уже три года, а онанирую с шести лет, никогда не забываю «погонять» моего дружка (писуна) перед сном.
Он был для меня подарком в зарослях вишневого сада. Я его рассматривал, как Пятница Робинзона на необитаемом острове, такие ассоциативные мысли витали в моей мальчишеской голове. Для Робинзона он стал палочкой выручалочкой, и я представлял, как он к нему стал привыкать, и это их так сдружило, что они свободно стали заниматься сексом. Я, даже, слыхал — из разговоров взрослых, что они занимались на острове мужеложством, так оно было написано в оригинале, но у нас в переводе этого уже не было; все же страна «жила» без секса. А, что еще надо людям?…когда-то должен быть и праздник души и тела.
Мне было приятно, но я утерпел, и дрочить не стал, но хотелось, так как рядом виднелась голая попка пастушка. Очень приятная на вид, без единого волоска, про такие говорили — поджарая и с кулачок. Если у Саньки, с которым оказался на пруду, попка искрилась на солнце серебристым пушком, то рядом было совсем другая. Все остальные его причиндалы я не мог увидеть, так как они были вне моего взора, а вот попка вся на виду. У него и копчик не был незаметен, и красиво оканчивался. Мой копчик год назад перенес травму при падении с дерева на канализационный люк, упал на него и около месяца он сильно болел.
Ни к кому я не обращался, но на ощупь чувствовал, что я его раздробил, мне было стыдно с ним появляться в общественной бане, но потом, присмотревшись к другим попкам, понял, что у кого-то не лучше моего атавизма (хвоста). Мне так хотелось раздвинуть его ягодицы, чтобы хотя бы увидеть темный «глазок» очка, но не хотел тревожить пацана. Это я на людях мог быть скромным и уважительным, а на самом деле был полнейшим развратником, но стыд во мне просыпался иногда. Я не знаю, но я неожиданно уснул от приятных наваждений.
Сколько спал я — не засекал, только почувствовал, что моё тело гладят и так нежно, что я возбудился ещё во сне. Только теперь до меня дошло, что рядом парнишка-пастушок спит. Открываю глаза, и он меня накрывает поцелуем прямо в губы. Я обомлел и не понимаю, что делать, но мне нравится такое обращение. « Мы точно сдружимся!» — пронеслось в моей подкорке. Его теплые губы соприкасаются с моими, и я весь трепещу, мой писун уже наливается кровью. Я в придачу ещё и в чём мать родила….
— Я Мотя или Матвей… А тебя я знаю как звать, мне говорила твоя тетя, — ты Трофим.
Я облизывал ещё свои губы, которыми он меня облобызал и только теперь выговорил:
— Да, ты не ошибся. Можно я тебя буду Матвейка звать. Мы, наверное, ровесники? Тебе, если я не ошибаюсь -14 есть…
— Пока нет, но через месяц стукнет. А тебе больше?
— Нет, мне идет пятнадцатый. У нас небольшао у девчонок, но нет, есть и мальчишки с такими красивыми кудрями. На лице совсем немного веснушек, которые придавали особый шарм. Нос немного курносенький и очень выразительные большие, толстенькие губы. Они у него всё ещё блестели от нашего поцелуя. Стройный, со спортивным телосложением, и почти, моего роста.
Цвет глаз тоже рассмотрел, хотя, и было в шалаше темновато, но когда увидел их ближе, оказались, как два больших озёра — голубого цвета. Мне стало казаться, что я где-то видел такой тип мальчишек, может, он тот самый Лель из сказки Островского «Снегурочка». «Нет, не хочу себя обольщать, и нареку его — «Пятница», но только не сейчас» — так я лежал рядом с ним и думал о своём. Потом я буду даже прав в этом, что так его нареку, так как у него, оказалось, пятница была выходным днем. Он был свободен и тогда он мог сходить домой, а за это время скотину, конечно, выгоняли вместе с колхозным стадом.
— Матвейка, прости … что я в таком неглиже… Я тебя здесь не ожидал увидеть, вот так и нахожусь в таком виде, плавки мои сушатся на плетне, и чтобы никто не видел, прячусь здесь, — слукавил я ему. Откровенно мне хотелось что-то придумать другое, но пока в голову лезли такие мысли, попробовал вызвать его на разговор:
— Ты, я смотрю, тоже время зря не терял. Я забыл, что не припрятал журнальчик подальше. Он тебе, смотрю, понравился?
— Не то слово, я вообще никогда не видел таких журналов и даже не знал, что такие откровенные бывают. Где только такие печатают? Я, даже, голых девушек ни разу не видел, а тут такие тёлки. Они тут ебутся с парнями…
Он стал листать страницы и просматривать при мне так внимательно, мне стало интересно наблюдать за ним. Я знал, что на одной странице была фотография, где два красивых парни ебутся между собой. Меня она всегда увлекала своим сюжетом и, если возбуждался, то дрочил больше всего на неё. Мне, откровенно, всегда нравились мальчишки, а когда они ебутся в попки — в кайф, и в журнале — оказалось фотосессия по-моему вкусу. Я очень аккуратно обращался с этим журнальчиком и старался его никому не показывать, а то знал, если дать, то — пойдет по рукам и от него останутся только рожки или ножки. Он даже не журнал, а добротный буклет, на мелованной бумаге с красивыми иллюстрациями. Первые дни я его очень часто открывал и дрочил; от такого изобилия секса на страницах невозможно было в моём возрасте сдерживаться.
Эти парнишки лет так 17-18-ти расположились в таком порядке, чтобы отчетливо было видно их писуны, где бы чувствовался азарт происходящего секса. Один юноша лежал спиной на траве, а другой насажен был попой на его член. Писуны у обоих были приличного размера, но не гигантские… Лица выражали удовольствие, даже, они свои язычки повысовывали наружу. Чувственные и азартные люди всегда так делают языками, я тоже такой… Фотограф застал такой момент оргазма, когда сперма уже сочится из ануса партнера что — сверху. Сюжет подхвачен бесподобно и по-моему вкусу…
Остальные фото были в основном секс девушек с их красивыми партнерами. Каждая волосинка на фото была видно без лупы, все партнеры были загорелыми, не говоря о гениталиях, которые были только безупречного вида. Я и тогда понимал, что от таких фото Матвей не смог утерпеть. «если я такой, а почему бы ему не быть таким» рассудил я.
— Матвейка, а что тебе больше всего понравилось из порно, только без обмана?
Я заметил, что он замялся. Мне самому хотелось, чтобы он показал на ту, где — ребятами. Он пролистнул на ту страницу, где еблись эти парни и показал на неё. Конечно, так и есть, я не обманулся, ему тоже нравилась она…
— Матвейка, а можно я тебя поцелую! Не дожидаясь его желания, я впился в его губы и ухватился за белые полушария его ягодиц. Мой член стоял колом, подергиваясь от сильного возбуждения. Смазка уже выделялась с такой быстротой, что его рубашонка пропиталась ею. Я снова ощутил его солоноватые губы и взял их в засос. Матвей прижимал меня к себе всей моей попой. Мне было так приятно, что я уже был готов разрядиться, не дотрагиваясь до пениса. Такое у меня происходило, мозг сам управлял всеми моими процессами. И мы уже дошли до той стадии, что не я заметил, как в секунды Матвеевы одежды валялись по всему шалашу. Я уже перешел на его тело, а он на моё. Напарник, уже не дожидаясь меня, ухватился за мой мокрый член. Он стал неистово дрочить его, что для меня было концом обнимкам и — прощай сперма. Так и произошло:
— Спускаю! ууууу — воем взвыл я, это был конец всем моим мыслям за день. Из меня била такая струя спермака, что потом сам Матвейка удивится. Многие ребята такое, наверняка, испытывали, если «переговеешь», то получается неконтролируемый потоп. Я рухнул на него, и на неголились мои сладостные струи. Опомнился я быстро, т.к. он меня сильно прижал к себе. Мне стало стыдно за свою выходку, но я старался Матвея не упускать из виду и размазал сперму по телу. Тела наши были в поту и сперме.
— Прости, что так получилось, не смог сдержаться. Ты такой клёвый.
Моему пастушку было легче, так как он успел перед этим отдыхом спустить малафью на большой зеленый лопух.
— Да ничего, все нормально, — словно, за свою проделку извинялся Матвей, — у тебя так много кончи.
— Я долго терпел, и когда тебя увидел в неприглядном виде не стал дрочить, аж, яйца опухли от такого. …Матюся, а дай я у тебя пососу, — с такой наглостью я обратился к нему. Я давно хотел это сделать с кем-то. Я свою сперму пробовал, но мне тогда нелегко далось у себя отсосать и, даже, проглотить. Он меня не понял, что я у него сосать собрался.
(продолжение следует)