Зачем я придумал этот порошок? Трудный вопрос. Может быть, мне было скучно и я искал новых впечатлений. Может, это был мой протест против культа заморенных девушек, следящих за каждым граммом своего веса. Синтезировать состав, возбуждающий зверский аппетит, мне, выпускнику медицинского университета ничего не стоило. Вдохновила меня на это моя подруга, одна из тех девочек-Твигги, что покупают одежду на размер меньше, чтобы был стимул похудеть ещё немного.
Если честно, я уже устал от Риты, и эта идея с порошком казалась мне отличным поводом подшутить над ней напоследок. Я пригласил Риту в наш ресторан, где нам всегда были рады. Мне из-за щедрости, Рите потому что почти не давала официантам работы.
И в тот вечер она заказала свой любимый греческий салат, в очередной раз рассказав мне об этом «ужасном лишнем сантиметре», который снова вернулся на её талию. Я заказал бутылку шампанского, любимого вина алхимиков и отравителей. И пока моя Ритуля пудрила носик в дамской комнате, пузырьки не оставили и следа от порошка.
— Что улыбаешься? – спросила Рита, усаживаясь.
— Соскучился, — ещё шире заулыбался я и поднял бокал.
Рита спрятала улыбку в бокале. Мне даже на мгновение стало стыдно, но любопытство взяло верх. Так пристально я смотрел в глаза Рите, пожалуй, только на первом свидании. Рита таяла от моего внимания, как первокурсница.
Не прошло и четверти часа, как Рита забеспокоилась. Она ушла в себя, нахмурилась. Когда я тестировал порошок на себе, я, как молодой щенок, смёл всё с полок холодильника, а потом ещё трижды заказывал пиццу. Видимо, Рита не была готова так же жизнерадостно наедаться.
— Может чего-нибудь поешь?
Рита мотнула отрицательно головой, поморщившись, как от зубной боли.
— Тебе нехорошо? Может уйдём отсюда?
— Нет! – вскрикнула Рита и сама испугалась своего крика. Потом застенчиво улыбнулась и сказала, как бы извиняясь:
— Может закажем чего-нибудь ещё?
Первое, что я увидел утром, открыв глаза, была злая Рита, сосредоточенно крутящая обруч. На предложение позавтракать вместе я получил такой гневный взгляд, что счёл безопасным ретироваться в ванную. Как ни странно, она ни о чём не догадалась.
После этого случая Рита неделю не ела вообще ничего, кроме яблок. Она стала раздражительной, мнительной. Случая попробовать порошок в действии снова так и не представилось. С Ритой стало невозможно находиться рядом и мы разбежались.
Сосредоточенное лицо Риты той ночью, когда она до утра «жгла» в одной постели со мной калории, всё никак не шло у меня из головы. В итоге я с маленьким чемоданчиком, на дне которого была спрятана баночка с порошком, оказался в купе поезда, мчащегося в сторону Сочи. Со мной ехала настоящая матрона с двумя детьми и замученным мужем. Мужичок старался не попадаться на глаза жене, насколько это было возможно в замкнутом пространстве, потому что, когда она видела его, то начинала либо визгливо ругаться либо отсылала в вагон ресторан. Ела она постоянно. Я представил, как подсыпаю ей порошок и она начинает поглощать еду с утроенной силой. Это могло бы стать неплохим сценарием американского фильма ужасов, что-то вроде «Кошмар в вагоне-ресторане».
К счастью, доехали мы все в целости. Я вышел из вагона последним, стараясь не замечать завидующего взгляда мужичка-попутчика, вдохнул тёплый морской воздух и бодрым шагом пошёл к наглым сочинским таксистам.
Следующие два дня были просто сказкой. Купание в ночном море, лёгкий флирт с горничными из отеля и море домашнего вина. Вечером третьего дня, перебирая вещи, я наткнулся на ту самую баночку. Уснул я с твёрдым намерением встать пораньше и пойти на «охоту».
И естественно, проспал. На я пляж пришёл, когда солнце висело в зените. В это время в море плещутся две категории туристов: те, кто моря не видел никогда и те, кто пил весь отпуск и прибежал искупаться и схватить свою порцию солнца перед отъездом домой.
Я постоял пару минут, глядя на красные от солнечных ожогов спины офисных кокетниц бальзаковского возраста и не колеблясь более пошёл к маячившему метрах в двухстах кафе. Здесь то я и увидел её. Милая блондинка, не испорченная солярием и силиконом. Она о чём-то говорила с барменом, облокотившись на стойку, выставив на обозрение публики крепкую попку из тех, которые не нужно подчёркивать мини юбками и привлекать внимание к ней кривляньями на танцполе. Грудь её я не видел, но судя по тому, как неестественно прямо в глаза блондинке смотрел бармен, там было на что «не смотреть».
Мы разминулись у самой стойки, когда она прошла к своему столику с двумя порциями мороженого. Она действительно была шикарна. Тонкая спортивная талия вкупе с высокой грудью задорного третьего размера убивали наповал. Бармен забыл о своих фужерах и вытирал полотенцем пот со лба. Единственное, что меня смутило – блондинка была не одна. С ней был мальчик лет семи. Но пацан – не муж, а законного супруга в кафе не наблюдалось.
Я нащупал в кармане заветную баночку. Наверное она стала моим талисманом за время путешествия, потому что в голову мне пришла великолепная идея. Я пошёл к столику, старательно придавая своей мефистофелевской улыбке приветливый вид.
— Здравствуйте. Как ценитель мороженого, не мог не подойти к вам. Скажите, какой сорт стоит попробовать в этом кафе?
— Бери банановое, — моментально среагировал малец.
— Сёма, — одёрнула его блондинка.
— Хм… Думаю, ты прав, дружище, — подыграл я ему. – А вы как думаете?
Не смотреть в разрез платья блондинке действительно было подвигом, бедняга-бармен.
— В выборе мороженого доверьтесь Семёну. Она с улыбкой взъерошила его волосы.
— Значит закажем три, нет, шесть порций, — я поднял руку, подзывая официанта.
— Нет-нет. Мне, пожалуй хватит на сегодня.
— С вашей фигурой и беспокоиться в таких пустяках, как лишняя ложка мороженого?, — я почувствовал дрожь в коленях, как охотник в загонной цепи, не ясно только от чего: от остреньких скул и чувственных губ или от того, что мой план был близок к осуществлению.
Блондинка потупилась, смущённо улыбаясь.
Через полчаса я уже знал, что её зовут Настей, и что муж её где-то объедается грушами, и ещё массу ненужных подробностей, которые я пропустил мимо ушей. Вечером мы договорились встретиться на пляже. И это стало настоящим испытанием для меня.
Те несколько дней, что заняла у меня дорога и первая волна курортного угара, мужчина во мне дремал. Но спать, когда рядом с тобой находится такое чудо, каким была Настя в своём небесно-голубом купальнике, невозможно.
Она что-то весело щебетала, показывая на сына, строящего песочный замок, а в моей голове щёлкал старый проверенный армейский отсчёт, помогающий мне хотя бы внешне выглядеть собранным.
«Десять… девять… ставлю сто к одному, её грудь останется такой же высокой, когда она снимет бюстгальтер… восемь… семь… а на живот можно было бы поставить фужер с шампанским, и он бы не перевернулся…. шесть… пять… четыре… когда она так подставляет шею солнцу… три… в горле пересохло… два… один… два… три…»
Всё же испытание пляжем я стойко выдержал. Настя с обожанием заглядывала в мои глаза и заливисто хохотала, когда я рассказывал ермана баночку и потряс ею перед его носом.
— Дарю. Если два раза в день в еду или в чай подсыпать, то человек становится добрым, как… в общем увидишь. Только мама об этом ничего знать не должна, иначе не подействует.
Сёмка с серьёзным видом спрятал баночку в карман.
Тем же вечером Семён удостоверился, что банка моя – действительно волшебная. Гулял он до позднего вечера. А мы с Настей в моём номере знакомились настолько близко, насколько это вообще возможно. У Насти было сногсшибательное тренированное тело. Грудь, как я и предполагал, держала форму великолепно, а заодно и мой взгляд. Да она и сама это знала, поэтому так любила позу наездницы.
Уже стемнело, когда мы пошли в её номер. Я принялся готовить чай. С улицы прибежал Сёмка. Настя чуть поворчала насчёт того, что он задержался и юркнула в душ. Я подмигнул ему заговорщически и указал на чашки. Он мгновенно всё понял, достал из кармана мою баночку и насыпал чайную ложку в чай, как я и учил.
Мы попили все вместе чай. Настя, как обычно отказалась от сладкого. Я пошутил насчёт того, что те, кто не ест после шести, рискуют проснуться в полночь у холодильника.
Утром, когда я постучался в Настин номер, мне открыл Семён. Настя сидела на кухне и уплетала бутерброды. Вид у неё был, как у нашкодившей кошки.
— Ну что, пойдём в кафе? – спросил я.
— Я только переоденусь, — торопливо ответила Настя.
Когда она вышла в комнату, Сёмка подмигнул мне:
— Утром, всыпал двойную дозу. Ругалась, что рано встал и разбудил.
В кафе я начал подозревать, что Сёмка всыпал в Настин утренний кофе едва ли не полбанки порошка. Из кафе мы выбрались только в полдень и, раз уж на пляж идти было поздно, завернули в другое кафе, где и пробыли до самого вечера.
Сёмка, съел столько мороженого, что осоловел и уснул у меня на руках, пока мы шли в отель. Мы уложили его спать в моем номере, а сами пошли в Настин. Когда я вышел из душа, Настя обнажённая стояла перед зеркалом. Нет, она не изменилась кардинально. Но всё же это была уже другая Настя. Куда-то делась резкость линий животика, запястья не были уже такими беззещитными.
Настя увидела меня, смутилась и нырнула под одеяло.
— Иди ко мне.
Вот так раз. Куда только подевалась вчерашняя львица, демонстрировавшая мне каждый сантиметр своего тела. Теперь, когда сантиметров стало больше, Настя превратилась в небывалую скромницу. Она норовила спрятаться подо мной от меня же, а когда мы закончили, убежала в душ, завернувшись в простыню.
Наутро, я по привычке, поцеловал задумчиво сидящую за столом с чашкой кофе Настю. Щёчка её стала нежнее, мягче. Я не удержался и поцеловал другую пухленькую щёчку.
— Скажи мне, я толстая?
Раньше этот вопрос меня жутко раздражал. Сегодня я только рассмеялся.
— Нет, конечно.
— Врёшь. Я в зеркале в ванной еле помещаюсь, — Настя обиженно надула губки, едва не плача.
— Брось. Ну, хочешь, пойдём на пляж и я тебе покажу, что значит быть толстой?
Настя расхохоталась и пошла одеваться. Я посмотрел ей вслед. Попка из крепкого русского орешка медленно, но верно превращалась в соблазнительную латиноамериканскую. Я торопливо допил кофе и пошёл вслед за Настей.
Сёмка снова сработал как настоящий диверсант. Бутылка с минеральной водой, которой Настя решила было питаться до самого отъезда из Сочи, оказалась заряжена хорошей дозой моего порошка. В итоге мы с Настей причастились армянской, грузинской и осетинской кухни сразу в нескольких забегаловках. На пляже Настя дольше обычного не хотела вылезать из воды. Даже «земноводный» Сёмка замёрз и запросился в отель. Как ни торопилась Настя, надевая на не успевшее высохнуть тело платье, я отметил, как соблазнительно стал делить купальник Настино тело. На месте лямок появились милые ложбинки, которые было очень приятно ощущать, когда я обнимал её. Если раньше руки мои норовили соскользнуть пониже, то теперь я с удовольствием обнимал её за плечи. Они округлились и эта приятная налитость была символом моей победы.
— Надо купальник новый купить, — задумчиво сказала Настя, тут же смутилась и сменила тему. А я сделал вид, что мне нужно завязать шнурки и отстал, чтобы лишний раз посмотреть на аппетитную спинку, всё явственнее рвущуюся из лямок купальника.
Сёмку забрала на аттракционы пожилая пара, хорошие знакомые Насти. Так что вопросов о том, чем заняться у нас не возникло.
Она снова попыталась скрыться под простынями, но не тут то было. Каким бы я был художником, если бы позволял своему творению прятаться от меня! Простыни отправились в угол. Я на несколько секунд навис над Настей. Как будто и не было между нами нескольких ночей. Настя, как записная скромница прикрывалась руками. Я отметил, что бёдра её стали гораздо плотнее, так, что и не нужно было сжимать их так сильно в порыве застенчивости, чтобы скрыться от меня, а живот превратился в уютный холмик. Рубенс в этот момент казался мне жалким маляром. Он всего лишь брал готовых натурщиц и писал с них картины, а я стоял в этой цепи гораздо выше художника. Я оказался способен переделать женщину.
Я проснулся раньше Насти и долго смотрел на неё. Щека, которой она прижималась к подушке, покраснела. В сочетании со стойкой к загару белизной её кожи получалось то, что называется «кровь с молоком». Гордая попка теперь была задорно и смешно оттопырена. Настя перевернулась на живот, как будто специально давая мне возможность рассмотреть её всю. Вчера ночью, как ни пряталась Настя среди подушек и простыней, я заметил, что грудь стала больше, даже соблазнительнее, но стала «вести» себя гораздо фривольнее: то старалась выпрыгнуть из разреза маечки, то «просилась» мне в руки сильнее обычного.
У бассейна я встретил Сёмку.
— А куда это вы с чемоданом? Мы сегодня будем гулять?
— Нет, Сёма, сегодня вы с мамой гуляете без меня, — задумчиво сказал я. – Кстати, порошок остался? Ну, бывай, Семён.
И я, сжимая баночку в руке, толи как шаман сжимает свой счастливый талисман, толи как художник свою любимую кисть, широкими шагами направился туда, где красноватые лучи утреннего сочинского солнца красили в розовые цвета белое платьице очаровательной стройной брюнетки, шагающей по тротуару в гордом одиночестве. Я опять шёл изменять этот мир.