Вильнюс

     Спрашиваю это я у литовцев:
     — Мужики! Че ж вы такие заторможенные?
     — Это еще что, — говорят они, — видел бы ты наших эстонских знакомых…
     Вильнюс. Старый город. Каждая девушка похожа на Брунгильду, каждого юношу хочется назвать Олафом. Скандинавия — да и только. Чинные компании ведут неспешные беседы в маленьких кафе. Аромат кофе щекочет ноздри. Мои знакомые, даже тот, у кого фамилия была Петров, разговаривали, не повышая и не понижая голоса, почти не меняя интонаций и темпа. Наша беседа текла в каком-то гипнотическом ритме, успокаивая и приводя в состояние полудремы. Отдохновение души, так сказать. И самые бессмысленные слова исполнялись глубокого смысла, и бармен, похожий больше на миллионера в своей тройке и бабочке, напоминал какого-то известного прибалтийского артиста.
     И вдруг в эту умиротворенность врывается девушка, произносит: "Привет, живчики!", щелкает кого-то по носу, кого-то по уху, чмокает еще кого-то в щеку, окидывает меня взглядом опытного оценщика ювелирного магазина и садится рядом.
     — Ты кто, о светлое виденье, трепетный мираж, свежий ветерок в этом засыпающем мире? — спрашиваю у нее я.
     Еще один оценивающий взгляд:
     — А ну скажи еще что-нибудь!
     — Пожалуйста! — улыбаюсь. — Кто ты, о дева? Уж не валькирия ли ты и где тогда твой конь? Неужто щиплет траву там, за углом, на омерзительно правильном и ухоженном газоне?
     Она, полу прикрыв глаза:
     — Сыровато, но ничего. Для первого знакомства сойдет. Я Света, а тебя как зовут?
     — Алексей, — я застенчиво ковыряю ладошку указательным пальцем.
     — Очень приятно…
     — А мне то, мне как приятно!
     — Как? — интересуется она.
     — Словами не передать!
     — Где вы его взяли? — спрашивает Света у присутствующих.
     — Да вот, приехал, понимаешь, — отвечают ей.
     — Светлана, ничего, что я не спросясь? Ты мне телефончик черкани и я в следующий раз обязательно тебе звонить буду, прежде чем приезжать! А ты уж меня на белой лошади встречать приезжай.
     Вот так сидим, общаемся. Гляжу, прибалты мои сникли совсем, за ходом беседы еле поспевают, и молчат.
     — Откуда ты такая здесь-то? — интересуюсь. — Прям луч света в темном царстве…
     — Да вот к бабушке приехала из Днепропетровска, да и осталась. Нравится мне тут. Красиво.
     — Это правильно. Красивые девушки должны жить в красивых городах.
     — Не подлизывайся!
     — А я и не подлизываюсь!
     — А зачем эти комплименты про красивых девушек?
     — Комплименты? Да я же хамлю. Я думал, ты рассердишься, что я употребил словосочетание "красивая девушка" во множественном числе. Ведь глядя на тебя это можно произносить только в единственном.
     — А вот теперь — хамишь!
     — Хамлю? Да я же просто недоговариваю. Словосочетание ведь должно звучать: "Божественно прекрасная девушка!"
     Слово за слово, мы со Светой остались в гордом одиночестве. Компания наша разошлась по домам, устав от бешеного, почти итальянского, темпа разговора. И тут я умолк. Сижу, смотрю на нее, любуюсь — откровенно говоря. И слова все куда-то подевались
 &ь. Летит к ней с букетом в протянутой руке. Я себя лишним сразу же почувствовал и тихонько так, бочком, за угол нацелился.
     — Стой, где стоишь, — уголком рта говорит Света мне, а потом ему:
     — Здравствуй, Роберт!
     — Здравствуй, Света! — и лучится весь радостно и смотрит загадочно.
     — Как всегда, Роберт?
     — Как всегда, Света! — целует ей руку и… уходит.
     "Мама миа, — думаю, — это прям заговор какой-то. Ща этот Роберт с топором из кустов выскочит и меня прямо по пустой башке…"
     — Это кто? — задаю я хорошо завуалированный вопрос.
     — Роберт?
     — Угу…
     — Жених!
     — А то, что я здесь?
     — Не ты первый, — говорит Света, — не ты последний… Да и он тоже не первый. Он меня каждый день встречает, а я все время с кем-то… В гости зайдешь?
     — Так он же тебя любит, — искренне говорю я.
     — А ты, — поворачивается ко мне она.
     — А я нет! Уже нет!
     — Ну и катись!
     — Ну и пока! — руки в брюки и куда глаза глядят.
     Выхожу на улицу. Камушек перед собой ногой подфутболиваю и вдруг из — за кустиков — Роберт собственной персоной. Правда, без топора.
     — Здравствуй! — говорит. — Ты почему так быстро ушел?
     — Не понравилось…
     — Что не понравилось?
     — Ничего не понравилось! Отстань, без тебя тошно…
     — Ты не сердись, она ведь хорошая, — продолжает идти рядом со мной Роберт.
     — Ты что, уговариваешь меня вернуться?
     Роберт молчит, но не отстает.
     — Вот что, Роберт. Ты это, наплюй на нее…
     — Нет, я так не могу. Я ж ее люблю…
     — Тогда иди и сиди там, на скамейке пока не разлюбишь…
     — Слушай, — говорит Роберт, — идем со мной. Посидим там, пива выпьем.
     И так мне жалко Роберта этого стало, что я иду с ним на ту злополучную скамейку, прихватив ящик какого-то пива по 1 литу 10 центасов. И мы сидим там до утра, глядя на августовские звезды и рассказывая друг другу о своей дурацкой жизни.
     Видели бы вы лицо Светы, которая с утречка застала нас за вторым ящиком… Алексей Ковалев