Однажды осенью

Глава первая

«Опять уссалась, ну, когда же это кончиться!», — со злостью проговорил Артем, старший, пятнадцатилетний сын, увидев мать лежащую на диване, а под её бедрами ясно проступало темное, влажное пятно, не вызывая никаких сомнений, что она находилась в сильном алкогольном опьянении и совершенно не контролировала себя.

Лариса, тридцатичетырехлетняя женщина, небольшого роста, худенькая, стройная, больше похожая на подростка. До недавнего времени весьма привлекательная, интеллигентная особа, врач-гинеколог, но за последние три года, как разошлась с мужем, и осталась одна, с двумя детьми, совершенно опустилась. Через год после развода потеряла работу, а через два её уже не брали ни на какую, даже уборщицей, так как трезвой её практически никто и никогда не видел. И вот уже последние два месяца она беспробудно, запойно пила, опускаясь все ниже и ниже. Она ещё пыталось как-то следить за собой, но с каждым днем ей удавалось это хуже и хуже.

На детей она совершенно не обращала внимания, они росли сами по себе. Если бы сердобольные соседки их не подкармливали, то им бы пришлось туго.

«Ну, что давай её положим на кровать, не будет же она так валяться мокрая в луже мочи на диване», — произнес с жалостью к матери Игорь, её младший сын, обращаясь к брату.

Лариса лежала на диване одетая, как пришла с улицы, только сбросив курточку, не сняв даже туфлей с комками грязи на подошве, и безмятежно спала, сладко посапывая. Она лежала на спине, с запрокинутой головой, с чуть приоткрытым ртом, со скрещенными на груди руками, согнутые ноги в коленках упирались в пол. Подол черной юбки бесстыдно задрался, намного выше колен, обнажая стройные ножки, обтянутые нейлоном черных колготок, со спущенными в некоторых местах петлями, через которые просматривалось белоснежное до синевы женское тело.

«Как мне уже все это надоело», — произнес в ответ брат, смотря на лежащую мать, как мужчина, смотрит на лежащую, в нескромной, вызывающей позе женщину. Даже в своих самых откровенных мечтах он не мог себя представить раздевающим её. Только от одной этой мысли у него как-то защемило в груди, заныло в паху. Не смотря на внешний вид худенькой, щуплой, нежной женщины, мать была строгая в воспитании сыновей. Они её боялись и беспрекословно слушались.

«Ну, ладно давай», — после некоторого раздумья продолжил он.

Артем осторожно, чтобы не разбудить мать, снял грязные туфли и поставил рядом с диваном. Приподнял её ноги и положил их на диван, немножко повернув тело. Мать совершенно не прореагировала на его действия. Постояв некоторое мгновение в нерешительности, он аккуратно ещё выше, к талии, задрал подол мокрой юбки.. Через черную ткань колготок, слабо просвечивались трусики телесного цвета, и складывалось впечатление, что мать совершенно без нижнего белья. С учащенно бьющимся сердцем, взявшись за резинку колготок, чуть приподнимая бедра, он медленно начал снимать их с женщины. Мокрая ткань прилипала, цеплялась к телу, трусикам, как бы нехотя, с трудом, сползала вниз, оголяя белоснежные женские бедра, чуть увлекая за собой трусы, приспуская их, обнажая низ живота.

Она безмятежно спала, лежа на спине, совершенно не реагируя на действия, совершаемые над нею. Чуть спущенные, телесного цвета трусики, почти полностью открыли взору сыновей её белоснежный животик, верх лобка, густо поросшего черными, жесткими, кучерявыми волосиками, скрывающими что-то таинственное и неизвестное между женских ножек.

Артем стыдливо, убирая свой взор от внезапно открывшейся картины, медленно начал спускать колготки, выворачивая их наизнанку, по стройным белоснежным ножкам. Осторожно, что не разбудить мать, он, приподнял ступни, и полностью освободил её от этого предмета женского туалета.

Вдруг она неожиданно, как по заказу, что-то пробормотав во сне, подтянула стопу к бедру, согнула ногу и отвела её в сторону, упёршись коленкой о спинку дивана, открыв взору промежность, чуть прикрытую скомканной, узенькой мокрой полоской трусиков. Ткань трусиков, прикрывающая тело между ножек, не плотно, прилегало к телу, сместилась чуть в сторону, несколько приоткрывая прелести женского влагалища. Слева, из-под неё, виднелся валик половой губки, густо поросший волосиками, а немножко ниже расщелина между ягодицами, из которой также торчали волосы.

Вид этого, неожиданно открывшего для них зрелища, приковал внимание юных созданий, они замерли в оцепенении от увиденного. Им еще никогда не приходилось, видит вблизи, совершенно рядом, женские бедра, чуть прикрытые узкой полоской материи, еле скрывающей такие желанные прелести. Они стояли, как завороженные, не в силах оторваться от созерцания лежащей матери с приоткрытой промежностью и вымолвить хотя бы слово. Но мать вдруг также неожиданно, выпрямила ногу, сомкнула бёдра.

«А трусы мокрые, их, наверное, тоже надо снимать, как ты думаешь, Артём?» — робко произнес Игорь через некоторое время, с дрожью, возбуждением в голосе, в предчувствии чего-то неизведанного, запретного и такого сладкого.

Впервые можно снять с взрослой женщины трусы, увидеть, до мельчайших подробностей, что под ними скрывается, а не прятаться и не подглядывать через щелочку, как мать переодевается, обливаясь потом и дрожа от страха быть застигнутым на месте преступления.

«Да, наверное, надо. Не будет же она в мокрых лежать», — тихо, оправдывая свои намерения, еле слышно произнес брат, берясь за резинку трусов и медленно, с осторожностью и страхом, бьющимся сердцем, выворачивая наизнанку, спуская их с бедер, чуть приподнимая попку.

Ему было даже страшно подумать, что мать могла сейчас открыть глаза и …, но она безмятежно спала в пьяном угаре, совершенно не реагируя на действия, совершаемые над ней.. Такая покорность и безразличие матери придавало ему уверенности в действиях.

Как он хотел увидеть обнаженной мать, тайком подглядывая за ней, теребя член, когда она переодевалась. Но, более, чем в трусиках и бюстгальтере увидит её не смог, да и то, однажды застав его за этим занятием, она задала ему трепку, надолго отбив охоту подглядывать за ней. А сейчас она лежала перед ним беспомощная и желанная, а он мог спокойно снимать с неё нижнее бельё, не встречая ни малейшего возражения с её стороны, да и завтра, как обычно, она ничего не будет помнить. Приятная тянущая истома внизу живота распыляла его ещё больше, заглушала мысль о том, что снимает он с неё трусы не для того, чтобы помочь, а увидеть запретные части женского тела.

Вот полностью оголился лобок, мокрая ткань трусиков чуть задержалась между плотно сжатых ножек, не давая ей двигаться, и Артем немножко раздвинул их, позволяя ей медленно продолжать скольжение между ними, оголяя женщину снизу по пояс.

Трусики Ларисы, не долго, задержались на её теле. И вот перед братьями лежит взрослая женщина, их мать, с задранным, чуть выше пупка, подолом юбки. Буйная растительность неправильной формы покрывала низ животика, скрывалась, уходя далее куда-то между стройными белоснежными, чуть полненькими ножками. Узенькая талия ещё больше подчеркивала ширину её бедер. Ребята, как завороженные смотрели на открывшийся перед ним вид с некоторой долей стыда, где-то сидящего у них глубоко в душе. Смотрели как на что-то очень запретное, но такое желанное, от которого нельзя было отвести взор.

Видели ли они в ней сейчас мать, вряд ли, перед ними лежала красивая взрослая женщина, зрелая самка, оголённая по пояс. Они стояли в нерешительности, не зная, что делать, как поступить с неожиданно свалившейся на них удачей.

Беззащитная, доступная, голая женщина лежала перед ними. Даже в самых смелых эротических мечтах трудно было представить это. Голова шла кругом, сердечки учащенно стучали, внутренняя дрожь не позволяла вымолвить слова, во рту всё пересохло.

«Артем, а она что, будет в свитере и юбке спать? Надо же на неё ночную рубашку одеть», — вдруг произнес один из сыновей, дрожащим, тихим, хриплым голосом.

Он был младше, ему, наверное, было интересней, да и о последствиях он думал меньше, чем старший, который прекрасно понимал, что будет с ними, если мать откроет глаза и поймет, что они с ней делают. Но жажда страсти, возбуждение переполняло его, заставляя думать только в одном направлении, придавала решительности в действиях.

Молча, не говоря ни слова, Артем, чуть повернув мать на бок, расстегнул сзади пуговку, змейку на юбке и потянул её вниз. Но у неё были довольно широкие бедра, не позволяя её снять таким образом.

«Артем, её надо через голову снимать. Я видел, как мама раздевается», — дал совет младший.

«Сам знаю, но думал, так быстрее. Ты мне лучше помоги, приподними её немного», — произнес в ответ брат, беря за подол юбку, выворачивая её наизнанку, пытаясь снять через голову, чуть приподнимая безвольное женское тело.

Юбка медленно, с трудом, цепляя за свитер, поднятые вверх руки, покинула тело хозяйки, а за ней, таким же образом, свитер и футболка, оставив женщину в одном черном бюстгальтере.

«Артем, а его будем снимать?», — задумчиво, с дрожью в голосе произнес Игорь, внутренне сгорая от желания, увидит оголенную женскую грудь.

Он неоднократно видел мать в лифчике, но без него нет, а как хотелось увидеть обнаженные женские сиси, потрогать их. А они как бы сами пытались вырваться из ткани сдавливающих их чашечек бюстгальтера, просились наружу, вываливались сверху.

«Конечно, не будет же она в нём спать. Она его всегда снимает перед сном. Трусы нет, а его всегда. Он же, наверное, сильно давит», — ответил брат, голосом знатока, поворачивая мать на бок и трясущимися руками, пытаясь расстегнуть застежку.

Но она совершенно не слушалась, не хотела поддавать его усилиям, руки дрожали, не могли справиться с ней. С каждой минутой возбуждающее желание расстегнуть её, снять лифчик, росло, и он, нервничая, злился, затрудняя тем самым себе, это сделать. Он не мог понять, как здесь всё устроено, как мать, не смотря, заведя руки за спину, могла застегивать и расстегивать её.

«Игорь, помоги мне расстегнуть, а то что-то не получается», — попросил брат помощи.

«Да здесь обыкновенные крючочки», — через несколько минут борьбы с застежкой произнес брат, расстегивая её.

Ткань бюстгальтера сразу же ослабила давление на грудь, позволяя ей расправиться, принять естественную форму. Артем, взявшись за бретельки, потянул на себя, снимая их с плеч, а затем опуская его чуть вниз, оголяя грудь. Чашечки, медленно сползая, открыли белоснежные булки грудей, где-то третьего размера, с крупными сосками и темно-коричневым ореолом вокруг них, закрывающим добрую треть груди. Грудь весьма привлекательно смотрелась, ещё больше подчеркивая худость тела женщины.

Братья стояли, как завороженные, смотря на голую мать, с лежащим на её животе черным бюстгальтером. Перед ними лежала совершенно, обнаженная, безвольная самка. Вид голого, доступного женского тела, привел братьев в ужасное возбуждение. Остановить их уже совершенно было не возможно. Штаны внизу распирало, страстное желание охватило молодые тела. Что дальше делать с так неожиданно свалившимся на них счастьем они толком не знали, но делать что-то надо было. Надо было как-то удовлетворить свою страсть, желание.

Противоречивые чувства бороться внутри, и половые инстинкты потихоньку начинали брать своё, лишая их возможности критически мыслить, ясно оценивать свои действия.

«А ты когда-нибудь видел у девчонок пизду?», — после некоторой паузы произнес Игорь.

«Конечно!», — соврал Артем.

Он видел её только на картинках в книжках и фотографиях, далеко не лучшего качества, которые иногда попадали к нему в руки. А вот так, чтобы перед ним лежала голая женщина, с не прикрытым ничем половым органом, он даже представить себе не мог.

«А я нет, никогда не видел», — продолжил брат.

«Давай посмотрим, пока она спит», — ясно делая акцент на слово «она», произнес Игорь.

В его словах ясно было слышно, что в этой лежащей перед ним женщине он не видел мать или не хотел видеть. Видел просто голую, взрослую самку, в беспомощном состоянии, которым можно было безнаказанно воспользоваться, не опасаясь о последствиях. Да и страстное, неизведанное прежде, желание овладело им, заставляя думать только об обнаженной женщине, лежащей распластанной на диване.

«Ну, давай, только осторожно, немножко посмотрим, а потом положим её спать», — опасаясь последствий и помня ту трепку, которую ему задала мать, но сгорая от желания, рассмотреть голую женщину, произнес Артем.

Мать лежала на спине с сомкнутыми ногами и руками, вытянутыми вдоль, чуть выгнутого влево туловища, повернутой на бок головой. У неё были короткие, светлые волосы, узенькие, как у девочки-подростка, худенькие плечики, грудь где-то третьего размера, узкая талия, подчеркивающая широкие бедра, с торчащими костями, стройные, чуть полненькие вверху ножки. Грудь расплылась и несколько свисала по обе стороны худенького туловища, смотря приплюснутыми сосками в противоположные стороны.

На правой, рядом с крупной родинкой, ясно виднелся темно-красный свежий продолговатый синяк, видимо оставленный губами, а может и зубами, кого-то из собутыльников. Но, не только, на груди, но и на других частях белоснежного до голубизны тела виднелись синяки, разной степени свежести, оставленные не губами, а скорее всего кулаками любовников.

Что мать постоянно избивали её «друзья», у мальчиков не вызывало никаких сомнений, так как она часто приходила с разбитым лицом, но такого обилия побоев на её теле они даже не могли себе представить.

А около пупочка, чуть ниже, по направление к лобку, на белом теле ясно проступали два воспаленных ожога, видимо оставленных, не так давно, зажженной сигаретой. Как могла мать позволит себе, так с ней обращаться, сыновья даже не могли представить. Не зря видимо бабки во дворе шептались:

“Какая Лариска стала, а какая была женщина, просто ужас. Вот что значит, без мужика баба и пьет. Кто нальет, то ей и пользуется, как хочет. Детей бы постеснялась, они ведь уже взрослые, понимают всё»

Следы издевательств над матерью её собутыльниками, ещё больше возбудило братьев, давало некое право далее глумиться над ней, видя ее доступность для других. Если могут другие, почему не можем мы?

Андрей осторожно взял правую ногу под коленку и немножко отвел её в сторону, затем левую, потом ещё пару раз повторил свои действия, раздвигая ноги матери и открывая обзор её промежности.

Их взору открылось что-то неизведанное, запретное, загадочное. Какой-то пьянящий, дурманящий запах исходил от неё. Пухлые валики половых губ, покрытые спутанными, слипшимися в некоторых местах волосами, из которых торчали мятые лепестки малых губок, открылись их взору. Артем осторожно провел по ним пальчиком. Дрожь, неизвестная ему дрожь, пробежала по телу, дыхание перехватило, сердечко учащенно забилось. Член в штанах напрягся так, что каждый удар сердца отдавался в нем глухим эхом. Влагалище было мокрым не только от мочи, но и в чем-то липком, скользком.

«Это, наверное, следы того, кто поил её сегодня», — пронеслось в голове у Артема, от чего член в штанах ещё сильнее напрягся, сердце сильнее забилось.

Сама мысль о том, что его мать кто-то может использовать, как женщину, как обыкновенную самку, невероятно возбуждало его.

Пальчики сами коснулись верха расщелины, прошлись по ней, чуть приоткрывая её и проникая внутрь. Там было влажно, но скорее всего не только от смазки выделяемой стенками влагалища, но и спермой, самца, ранее здесь удовлетворившего свою страсть. Это позволяло пальчику медленно и нежно скользить по щели, не встречая какого-либо препятствия. Губки расходились перед ним, пропуская его внутрь.

Между пухлыми половыми губами торчали мятые, темно-коричневые язычки малых губок. Они были довольно крупные, как гребешок у петуха, прикрывали вход куда-то далее, в глубину животика. Артем коснулся их, провел пальчиком вниз и он проскочил куда-то дальше, оказавшись между двумя лепестками. Они приоткрылись, пропустили его. Там было необычно тепло, скользко, пальчик свободно мог двигаться куда-то вглубь к чему-то тайному, запретному.

У Артема теперь совершенно не вызывало сомнений, что мать перед приходом домой была с мужчиной. От этой уверенности его сердце бешено колотилось, спазмы перехватывали дыхание. Внутри все дрожало. Желание продолжать свои развратные действия полностью охватили им, вперед, только вперед, требовала его плоть.

Палец лез все дальше и дальше, не встречая ни какого сопротивления податливого тела, все глубже и глубже проникая куда-то внутрь животика. И вот он углубился на всю свою длину. Желание проникнуть ещё глубже во чрево матери овладело им, но длина пальчика не позволяло этого сделать..

Он вытащил палец, взялся за краешки малых губ и развел их в стороны, как крылья у бабочки, открывая вход в пещерку, ведущую вглубь животика.

Вид раскрытого, такого доступного влагалища вызвал желание коснуться его языком, поцеловать. Разведенные губки отрыли вход в пещерку любви. Он ясно видел внизу, ближе к попе, заветную дырочку, неправильной формы, размером с десятикопеечную монету, ведущую куда-то внутрь чрева, края которой были покрыты блестящей слизью.

Это туда вводят член, там совершаются все таинства любви.. Дыхание перехватило, дрожащая волна подкатилась к сердцу, что-то произнести сказать брату о драгоценной находке он не мог. Инстинктивно наклоняясь, полный намерения коснуться губами, поцеловать эту прелесть, он подался вперед, но не очень приятный запах, тухлой рыбы, остановил его. И планы резко переменились.

«Игорь, принеси кабачок с кухни. Самый большой выбери. Они там, в пакете лежат, тётя Валя дала. Только помой его хорошенько с мылом», — произнес он, видимо уже видя перед собой полностью доступную женщину.

«Зачем?», — удивился брат.

«Принеси, тогда увидишь!»

Через несколько минут Игорь уже протягивал брату кабачок длиною сантиметров двадцать. Дрожащими руками он поднес его конец к половому органу женщины, чуть развел пальчиками малые губки и приставил к входу во влагалище. Немножко надавил на него, покручивая вокруг оси, пытаясь проникнуть внутрь чрева беспомощно лежащей женщины с расставленными ногами. Как бы нехотя плоть начала поддаваться, расходиться в стороны пропуская кабачок внутрь.

Потихоньку, по миллиметру он продвигается вглубь, плотно обхватываясь эластичными стенками, совершая поступательные движения вперед-назад. И вдруг бедра женщины сделали движение навстречу, помогая проникнуть ему глубже в её чрево, внутрь животика.

Женщина неожиданно согнула ноги в коленках, чуть приподняла их, сделав вход во влагалища более доступным для проникновения, стала медленно, с некоторыми остановками, поступательно двигать бедрами, все более и более насаживаясь на кабачок.

Братья со страхом и страстью заворожено смотрели на происходящее. Было ужасно страшно, что мать сейчас может открыть глаза, проснуться, но этого на их счастье не произошло. Она спала, но возбужденная манипуляциями над ней, почувствовав, что-то вводится во влагалище, ей, наверное, начал снился какой-то эротический сон. Алкоголь не отпускал её из своих объятий, не давал вернуться к реальности происходящего.

Но ей не снился эротический сон. Действия сыновей над ней привели её немного в чувство реальности. Она почувствовала, что кто-то пытается проникнуть в неё, воспользоваться ей, как женщиной.

Такое с ней уже случалось не однократно во время попоек.. Сначала она возмущалась, пыталась отказать в посягательствах на её честь, но желание выпить и кулаки собутыльников сделали свое дело, она стала более покладистой.

Чтобы как-то сберечь свою честь, достоинство, при первых попытках изнасилования делала вид, что ничего не чувствует, не понимает, что с нею происходит.

Она покорно лежала с закрытыми глазами, когда приспускали ей трусы и пытались проникнуть во влагалище. Лежала, как бревно, совершенно не реагирую на насилие, совершаемое над ней. К её счастью у большинства собутыльников секс был далеко не на первом месте. И их попытки чаще всего кончались ничем.

Повозив, повозив вялым членом по жестким волосам влагалища, они, обвинив во всех грехах Ларису, успокаивались. Но это не совсем устраивало более молодых, не потерявших чувство желания к сексу насильников, им было не интересно общаться с бесчувственным телом. Что бы заставить проявлять чувства, желание самки отдаться мужчине, они прижигали сигаретами нежное тело, били.

И скоро у неё выработался инстинкт, как только она чувствовала, что кто-то желает удовлетворить с ней свою похоть, то сразу же показывала ему свое расположение в этом вопросе, разводила шире ноги, двигала бедрами, постанывала. Хотя от такого секса она редко получала удовольствие, так как её любовники думали только о себе, совершенно не заботясь о её чувствах и желаниях.

Но сегодня она очень сильно была пьяна, да и её друзья уже пытались, пользовались ей в обе дырочки во время попойки, так что огромных усилий ей стоило выполнять свои долг самки, предоставляя опять гениталии в распоряжение самцов.

Это занятие для неё не было отвратительным, оно ей, конечно, нравилось. Но нравилось, когда она была наедине с мужчиной, когда он оказывал ей знаки любви и уважения, а вот так трахаться при всех и с кем попало, не вызывало у неё в начале огромной радости.

Сначала чувство стыда ужасно сковывало ей, не давали расслабиться, но алкоголь и постоянные «упражнения» сделали своё дело, она научилось получать некоторое удовольствие практически в любой ситуации, если хотела. Ей даже были несколько приятно чуть оголяться перед мужчинами.

Она превратилась в обыкновенную развратную, доступную для всех женщину. Лариса думала, или хотела думать, что она выбирала мужчин и что, любому она всегда могла отказать. Но все на самом деле было не так. У неё никто не спрашивал разрешения, не ухаживал за ней, а просто брали от неё всё, что могли взять. Единственно, как её не заставляли, как не били, но в рот она не брала. Может чувство брезгливости, а может какое-то чувство оставшегося женского достоинства не позволяли ей это делать, оставляя ротик девственным.

Но сейчас ей хотелось спать, хотелось, что бы оставили её в покое. Вот поспит она немножко, протрезвеет, а тогда, сколько хотите и куда хотите. Но боясь наказания, боясь, боли, которую они могут причинить ей, она подчинялась, расставляла ножки все шире и старалась поднять их все выше.

Немного отправившись от испуга, видя, что мать не просыпается, а то, что они с ней делают, ей, по всей видимости, нравиться, вызывает в ней ответные действия, Артем потихоньку начал подталкивать кабачок внутрь женщины. Он все больше и больше поглощалось женским телом, раскрывая все шире и шире створки раковины. И вот уже больше половины его скрылась в её чреве, а он все дальше и дальше, не останавливаясь, продолжает свой путь, вызывая у матери какие-то тихие, сладострастные постанывания, призывая все глубже и глубже погружать ей его во чрево.

« Видишь, как она растягивается», — хотел сказать Артем брату, повернувшись к нему.

Но перед ним предстала интересная картина. Игорь, спустив штаны, теребил член, смотря пристальным, отрешенным взором на голую мать. Он видимо летал где-то далеко в эротических грезах, представляя, как его член буравит её, а не кабачок, погружается во влагалище все глубже и глубже.

«Игорь, ты что, хочешь мамку?», — резко шепотом сказал Артем.

Игорь испуганно глянул на брата, потупил взор и произнес:

«А что, можно?»

Артем сам ужасно хотел её, но боялся, что мать может прийти в себя, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

«Ну, давай, если хочешь, я совершенно не против», — подталкивая брата, произнес тихо он..

Наверное, уже одну две трети кабачка поглотило влагалище. Он была плотно обхвачен нежной, розовой плотью. Внизу виднелась крошечная, коричневая, сморщенная дырочка анального отверстия, заросшая волосиками, по которому стекала из влагалища, какая-то прозрачная жидкость.

Как не хотелось спать Ларисе, но движение кабачка внутри её чрева вызывали приток крови к нему, выделение соков, возникновение желания отдаться. Её внутренности распирало тело, заполняющее её. Ещё никогда она не чувствовала такого большого и твердого члена внутри себя.

Артем, взял за его корешок, и медленно потяну кабачок на себя. Плоть не хотела отпускать предмет наслаждения, плотно обхватив её, тянулась за ним. Он медленно полз наружу, потихоньку освобождая вход вглубь животика для более достойного инструмента.

Выйдя из чрева матери, он оставила влагалище приоткрытым. Малые половые губки разошлись в стороны, совершенно не закрывали его. Мышцы вяло, как бы нехотя сокращались, пытаясь прикрыть вход в глубину животика.

На диване лежала голая женщина, со скрещенными на груди руками, ногами, согнутыми в коленках и разведенными в стороны. Между которыми зияла розовая, влажная, растянутая щель, обрамленная со всех сторон черными, кучерявыми волосами.

Игорь в одной майке встал между ног матери, оперся по обеим сторонам её тела руками и торчащим, маленьким, где-то сантиметров двенадцать, тонким членом, и острой головкой начал тыкать в промежность.

Она скользила по жестким волосам, не могла попасть в вожделенное отверстие, хотя оно было готово к приему желанного гостя. Как ни выгибал и ни водил он бедрами, его цель оставалась не достижимой, только все больше и больше заводя его. Руками помочь себе он не мог, так как сразу же упал бы на мать.

«Помоги мне, не могу попасть», — слезно прошептал он, прося брата о помощи в стол интимном деле, нависая над телом матери на вытянутых руках.

Артем, молча, подошел к ним, взял член брата и направил между половых губок вниз, туда, где открывался вход в её чрево. Бедра брата, почувствовав близость грота любви, сделали небольшое движение вперед, и сразу же его плоть почувствовала нежную теплоту стенок влагалища. Они плотно обхватили её, желая поглотить полностью.

Член Игорь погружался в запретную и такую желанную дырочку. Это, ни в какое сравнение не шло с онанизмом, которым он периодически занимался.. Это было несравнимое ни с чем ощущение. Он видел, что под ним лежала абсолютно голая женщина со скрещенными на животе руками. Его слабая растительность на лобке слилась буйной растительностью на лобке матери.

Его плоть совершала поступательные движения внутри женского тела. Там было горячо и ужасно приятно, так, что волну оргазма не надо было долго ждать. Еще пара движений бедрами и по телу пробежали молнии, заставляя его конвульсивно задергаться. Как ему захотелось в этот момент, выплескивая, порцию за порцией сперму в материнское чрево, прижаться к этому обнаженному женскому телу, предоставившему свои прелести в его полное распоряжение. И он сделал это, совершенно забыв об осторожности, о том кто под ним лежит, расставив ноги..

Он лег на мать, обнял её тело, прижался, а сперма порциями все выплескивалась и выплескивалась в глубину животика. Вдруг мать, вытащила прижатые его щупленьким телом руки, обняла, прижала и стала совершать движения бедрами ему навстречу.

Появившееся желание, некая надежда на получение оргазма, заставило её активней принять участие в половом акте.. Тело требовало мужской ласки, она привыкла, что её беспомощностью пользуются мужики, когда она напивалась, но желание помочь принять мужскую плоть, как можно глубже, сейчас было искренним сквозь сон, некоторую пелену, в которую она была погружена. Но её партнер, почему-то затих, перестал погружаться в её чрево.

Чувство какой-то обиды, опустошенности, недосказанности, внутреннего разочарования из глубины стало заполнять её плоть. Так практически происходило всегда, появившееся возбуждение ни когда не доходило до оргазма. Мужчины, удовлетворившие свою похоть, теряли к ней интерес, а показать своё желание продолжать секс Лариса не могла из-за природной женской скромности. Да и не совсем же она была падшей женщиной.

Прекратив выбрасывать семя, Игорь притих, лежал на матери, женские руки крепко держали его. Член быстро уменьшался в размерах, выскальзывая из такого сказочного грота. Возбуждение спало, а вместе с ним появился и страх, что мать может проснуться, застать его за таким неблаговидным занятием.

Но Лариса продолжала крепко спать. Алкогольный дурман полностью уводил её от реальности происходящего.

Все происшедшее между братом и матерью так возбудило Артема, что он только и думал заменить его на ней. Если брат это сделал, то почему не могу этого сделать я, будоражил внутри его вопрос.

Он, как и брат, ещё никогда не имел женщины, а тут лежит доступная, беззащитная, с которой можно делать все, что угодно. Тем более он уже прочёл о женском организме столько книжек, так был силен в теории, а воплотить её в практику у него не было возможности. А тут такой шанс, такая реальная возможность…Его всего трясло, слова сказать он не мог. Член до боли напрягся, готовый в любую секунду лопнуть, разорваться от ужасного желания.

Он осторожно, сгорая от страсти, приподнял руки матери, положив их вдоль туловища, давая возможность брату выскользнуть из её цепких объятий. Лариса лежала всё в той же позе на спине, с расставленными, упершись, ступня в ступню ногами.

Её груди как-то налились, стали не такими расплывшимися, как были недавно, торчащие сосочки, смотрели, как-то вызывающе, вверх, свидетельствуя о некотором возбуждении женщины, о том, что все манипуляции, которые они с братом проделывают с ней не проходят для неё бесследно. Вызывая в ней какие-то ответные чувства.

На животе и груди были видны следы растяжек, может это следы прошлой беременности, а может напоминание о её бывшей полноте. Она безмятежно спала, повернув голову на бок, приоткрыв рот и чуть похрапывая и предоставив все свои прелести в полное его распоряжение.

Артем быстро, путаясь, снял с себя всю одежду, ему ужасно хотелось быть полностью голым рядом с обнаженной, такой желанной женщиной. Став на коленки между разведенных ног матери, он склонился над ней, уперся вытянутыми руками в диван и нежно коснулся торчащим, как штык, гудящим, как высоковольтный столб, членом её раскрытое, розовое, влажное влагалище, из которого по промежности текла сперма Игоря.

Член был не такой, как у брата, а сантиметров восемнадцать, с большой, крупной головкой, покрытой выделениями, соками переполнявшими его. Мошонка яичек и лобок был покрыт пышной растительностью таких же густых и жестких черных волос, как у матери.

Он видел, как головка медленно, потихоньку проникает между створок раковины, углубляясь внутрь, в грот любви, где недавно побывал его брат, не встречая малейшего сопротивления.

Она входит в него все глубже и глубже, нежно лаская своей плотью её внутренности, то высказывая, наружу, бродя по клитору и преддверие влагалища, как написано в одной «умной» книге, то углубляясь на всю длину в глубину животика.

Возбуждение и страсть все сильнее и сильнее овладевает им. Ох, как ему хотелось, чтобы это мгновение остановилось, наслаждение было вечным. Забыв про осторожность, наклонив голову, он язычком начинает ласкать сосочки маминых грудей, обхватывать их губками, посасывая и резвясь с ними.

От нескромных ласк, они грубели, становились ещё крупнее, напрягались и вставали торчком, идя навстречу губам сына. Как ему хочется прижаться к этому маленькому голенькому женскому телу, ласкать его самыми изощренными ласками.

Лариса сквозь пелену, инстинктивно почувствовала, что её ласкают с какой-то необычной до сего момента любовью, желанием. К ней относятся не так как относятся к шлюхе, к падшей и доступной для всех женщине. Её друзья, которых она допускала до своего тела, и в мыслях не имели желания ласкать её сосочки, целовать их, с такой нежностью относиться к ней. Кто-то чужой, неизвестный ей, как-то слишком нежно обращались с ней.

Она сразу поняла, что мужчина обладающей ей, её любит, преклоняется перед её красотой, а если так, то можно им управлять, повелевать, пользоваться моментом, предоставлять своё тело в его распоряжение только на выгодных для неё условиях. Она почувствовала свое превосходство над ним.

А он, даже не догадываясь об этом, обезумев от страсти, приближающего оргазма, обнял женщину, лежащую под ним, просунув под неё руки, навалившись всей массой своего тела, страстно ища её пухлые, нежные, такие желанные губки.. И вместе с первым выбросом спермы, он впился страстным поцелуем в уста такой желанной самки.

Целуя их, неловко втягивая плоть внутрь своего рта, он видимо, мягко говоря, стал причинять ей некоторое неудобство. Да и целоваться в губы Лариса не любила. Если женщина подставляет губы для поцелуя, то остается один шаг до того, чтобы она добровольно подставила влагалище для члена. Только любимый мог касаться её губ. Только ему она может раскрыться в страстном поцелуе.

С первым касанием губ, Лариса окончательно почувствовала свою власть над лежащим на ней самцом. Чувство превосходства и какой-то неприязни пронзило душу. Она открыла с возмущением и гневом глаза. Желание увидеть наглеца, который овладел ею, целует сосочки, губки, чьи порции спермы выбрасываются в её чрево, без её желания и разрешения.

Посмотрела гневным, мутным взором, в широко раскрытые незнакомые глаза мужчины, лежащего на ней, но кроме расплывчатого, мутного воспоминания, о том, что она их где-то видела, её не посетило. Она ничего не увидела, и не поняла, а он — открытые, замутненные пеленой, удивленные материны глаза, желающие что-то сказать.

Но это, не только, ни остановило его, а ещё больше придало страсти, наслаждения, похоти. Он смотрел в эти такие желание и любимые глаза и все кончал и кончал и кончал, все сильнее и сильнее прижимая её к себе, впившись, поцелуем в горячие, пухлые губы, не обращая никакого внимания на то, что она что-то шипела, пытаясь сказать, вырваться из его цепких объятий.

«А ну, отстань сука, не лезь ко мне. Отстань, я не хочу, сволочь. Зачем туда кончаешь? Я же сказала, что туда нельзя. Скотина», — прошипела она пьяным, заплетающимся языком, освободившись от его губ, пытаясь оттолкнуть наглое, прижимающееся к ней тело.

Артема, её голос, слова, произнесённые ей, облили, как ледяной водой, страх перебил всё возбуждение и желание к женщине. Резко разжав объятия, бросил её, вскочил с дивана, а она грязно выругавшись, повернулась на левый бок, подогнув коленки к животику, отставив оголенный зад, и засопела, продолжая свой нарушенный сон.

Артем стоял посреди комнаты, не зная, что делать, как поступить дальше. Что теперь будет, если она поймет, что с ней он делал, она его убьет. Внутри всё дрожало, он стоял, боясь пошевельнуться. Мысли в голове судорожно путались, как поступить дальше он не знал.

«Все Артем, отступать некуда, обратной дороги у нас нет», — как бы влезая в его мысли, произнес брат, стоящий посреди комнаты в одной майке с торчащим членом из небольшого кустика жиденьких рыженьких волосиков.

«Надо делать семейный бизнес. Мы с тобой сутенеры, а мамка проститутка. Приведем её в порядок и будем продавать желающим, да и сами пользоваться, когда хотим и сколько хотим. Зачем ей бухать так, пусть деньги зарабатывает, а то какой уже день голодные. Да и зачем её мужики, просто так, за стакан имеют», — глубокомысленно продолжил он.

«А если она не захочет, что тогда. Да и нам от неё достанется, если она узнает, что мы задумали», — возразил путано старший брат, не зная, как быть дальше, смотря на так соблазнительно отставленную попку матери.

В ложбинке, между ягодицами, хорошо была видна сморщенная, темно-коричневая анальная дырочка. А чуть ниже, два крупных вареника между ног, покрытых волосиками, по которым стекала крупными каплями белесая жидкость. Она текла по бедру и далее растекалась небольшой лужицей на коричневой обивке дивана. Поджатые ножки к груди, выставленные обе дырочки, как на показ, будоражили юные головы. Такая поза матери разжигала в них желание вновь овладеть ею, не смотря ни на что.

«Это моя сперма», — с некоторым торжеством и внутренней дрожью пронеслось у Артема в голове, и приятное, щемящее чувство появилось внизу живота. Какое это прекрасное чувство оставить своё семя в чреве самки! Но вслух, дрожащим от страсти и похоти голосом, он произнес:

«Ты, знаешь, а в этом что-то есть, надо подумать. Наверное, она ничего не поняла, не поняла, где находиться. Меньше всего думает, что она дома. Она не узнала нас. Не узнала меня. Думает, что в компании со своими друзьями», — с надеждой произнес он.

Эта неожиданно пришедшая мысль, как-то сразу возбудила его, придала свободу мыслям и мечтам. Желая убедиться в своей догадке или проверить её, он подошел к спящей женщине, наклонился, и бесцеремонно, решительно, раздвинул большими пальцами, вареники половых губ. Ярко алая рана ущелья, источающая соками и спермой, открылась перед его взором.

Он даже не мог себе представить, что вот так, запросто, сможет развести половые губы женщины и увидеть вход в её чрево. Такой желанный вход внутрь животика. О, кто видел это, тот меня поймёт. Нет ничего прекрасней обнаженного чрева женщины, чрева жаждущего ласки и любви! Оно было таковым, или так ему казалось. Тем более, что женщина вела себя спокойно и совершенно не противилась. Разрешала себя ласкать самыми изощренными способами, открывать все самые потаённые дырочки.

Только глупый насильник, а далеко не любовник, не знающий толк в женщинах, может пытаться трогать их, не думая о доставление ей удовольствия.. Мужчина только тогда, и только тогда может получить удовлетворение, если женщина получит его. Только когда она «умрёт» под его ласками, только тогда он почувствует себя мужчиной!

Чувство молодого самца, желающего зрелую самку, как-то резко овладели им. Он совершенно не думал о том, чтобы доставить удовольствие женщине, лежащей, как-то неестественно поджавшей коленки к груди, отставив попку. Огромное желание овладело его плотью, сделать её своей собственностью и только своей охватило его. Ревность, даже ревность к брату, смотревшего на все происходящее с неподдельным интересом, ужаснуло его. Как это так она была перед ним голая, а тем более он пользовался ей. Он, только он, должен обладать ею. Она его собственность!

Он провел пальчиком по расщелине, погрузил его во влагалище, пытаясь как можно глубже засунуть его. Мать совершенно не реагировала на его действия, тем самым подтверждая правоту его мыслей о том, что она не догадывается, где она, и кто, и что с ней делают. Это придало ему уверенность в его действиях.

Совершив несколько уверенных, глубоких поступательных движений, он его вынул, собрал небольшое количество спермы выпекающей из влагалища, и представил к сфинктеру, измазав его, ею. Совершил круговое, массажное движения. Чуть надавил на дырочку и пальчик, встречая значительное сопротивление, углубился внутрь.

Вместе с тяжелым, болезненным вздохом матери, пальчик сразу ощутил жар и узость анального отверстия, крепко обхваченный упругими стенками. Доступность и податливость женского тела ужасно возбудили его, разожгли похоть, страсть, желание, не думая ни о чем, овладеть лежащей перед ним доступной женщиной.

Только помутнением рассудка можно объяснить то, что он, резко вынув палец из прямой кишки, причинив боль, выпрямил ей ноги, взял за бёдра и повернул её на живот. Она спокойно подчинилась его действиям. Ей было не в первый раз подчиняться мужчинам, ублажать их. Болезненное проникновение в попку и резкие поворот её тела на животик, привел Ларису в некое чувство реальности.

Она испугалась дальнейших его действий, испугалась боли, которую он может причинить ей. Почему, так резко и злобно её развернули, она не могла понять, в чём её вина! Может я его оттолкнула, оскорбила, пронеслось у неё в голове. Все, я готова для него на всё! Только бы меня не били! Дружили со мной и всегда наливали! И никогда не теряли ко мне интерес. Оставалась для них всегда желанной.

Что у него в голове, как он хочет мной воспользоваться? Это знает только он! Я женщина, и моё предназначение доставлять удовлетворение мужчинам. Но проникновение в её анальное отверстие пальчика у неё не вызывало никаких двусмысленностей, он её хочет в попку.

Эта дырочка у неё уже была далеко не девственна. Ею очень часто пользовались. Вначале Лариса испытывала ужасные страдания, когда чей-то член проникал в неё, через задний проход, разрывая плоть. Она плакала, просила не делать этого, так как ей очень больно, но её мучители были неумолимы. Вскоре она научилась хоть как-то расслаблять мышцы сфинктера, да и они уже стали ни такими упругими, более податливыми проникновению в прямую кишку. И сейчас она уже могла принимать мужчин, правда не сразу, а после определенной подготовки, в обе свои дырочки в зависимости от их предпочтения, получая при этом и некоторое удовольствие от анального секса.

Даже не осознавая, что она делает, Лариса покорно начала поднимать свои бедра, отставляя попку, идя навстречу желанию мужчины. Обычно она как-то готовилась к этому, если была возможность. Засовывала свой пальчик в попку, смоченный слюной, массировала мышцы сфинктера, а сейчас ей очень хотелось спать. Хотелось, чтобы быстрее оставили её в покое.

Став между её ног Артем коленками стал разводить их в стороны. Мама совершенно не сопротивлялась. Ножки медленно, как бы нехотя расходились в стороны, половинки ягодиц открывали женские тайны. Более того, её бедра стали чуть подниматься, идти ему навстречу. Артем даже несколько удивился, когда мамина попка стала совершать какие-то странные движения, приглашая его принять в этом участия.

Лариса медленно, как бы нехотя, приподняла зад, уперлась головой и коленками в диван, отставила попку, прогнувшись в пояснице, приподняв её вверх, предоставив тем самым обе дырочки для, более удобного использования, самцу..

Андрей, даже несколько растерялся, видя в такой откровенной позе мать. Но когда она, взявшись руками за половинки ягодиц, развела их в стороны, он всё понял, она хочет в попку.

Анальная дырочка, как-то неестественно на мгновение приоткрылась, интригующе приглашая его. Сердечко сына бешено забилось. Даже в самых своих смелых фантазиях он не мог себе представить, что женщина, взрослая, зрелая самка будет стоять вот так, перед ним, предлагая себя.

Он слышал от друзей, что женщин можно использовать и в задний проход, что это приятней, чем во влагалище, но чтобы вот так неожиданно у него появилась такая возможность, он даже подумать не мог.

С затаенным дыханием, он взялся за ствол член и приставил головку к этому заветному отверстию, чуть надавил на сморщенную, темно-коричневую розочку, по краям покрытую черными, кучерявыми волосиками. Он думал, что она сейчас же войдет во чрево матери, но отверстие даже не приоткрылось. Плотно сжатый бутончик коричневой розочки не хотел пускать гостя внутрь.

Лариса почувствовав, нежную, бархатистую плоть двинула попку ей навстречу, пытаясь, расслабить мышцы сфинктера, приоткрыть вход, дать возможность головке, немножко погрузится в неё, потихоньку буравя, расширяя, её упругую плотью. Но мышцы наоборот сжались, не пускали её.

Лариса расслабляла мышцы, как будто она хочет в туалет. Но все было безуспешным. Попка Ларисы все больше и больше шла навстречу сыну, желая постепенно, по сантиметру поглощать его плоть, принимать молодой, гудящий от напряжения член.

Член Андрея был довольно толстый с крупной головкой, что создавало у матери определенные трудности при проникновении его внутрь. Лариса глубоко дышала ртом, пыталась, как можно сильнее расслабить мышцы, но он разрывал её промежность, не желал проникнуть внутрь, вызывая тупую, ноющую боль в прямой кишке.

«Подожди, миленький, подожди», — прошептала она, смачивая слюной пальцы своей руки и поднося их к анальному отверстию, чуть отстраняясь от головки сына упирающуюся в анус.

«Подожди, подожди», — как заклинание шептала она, проникая судорожно сначала одним, а затем двумя пальцами в прямую кишку растягивая её мышцы, стараясь проникнуть внутрь, как можно глубже.

Андрей с удивлением видел, как пальцы матери то скрывались, то вновь появлялись из её чрева. Они совершали судорожные поступательные движения, все больше и больше делая доступным это такое желанное узенькое отверстие. Вначале они с трудом проникали во чрево, а затем ходили все свободней и свободней, встречая все меньше и меньше сопротивление упругих мышц сфинктера. И когда пальцы покинули анальное отверстие, Андрей увидел, что оно чуть приоткрыто и медленно, как бы нехотя сжимается, закрывая вход.

«Сейчас, сейчас», — шептала она, берясь за ствол член дрожащей рукой, толи от желания, толи от выпитого спиртного, и подводя головку к чуть приоткрытой, ещё не успевшей закрыться дырочке.

Опытная рука матери надавила головкой на сфинктер, стала ей совершать круговые движение, крепко держа член за ствол, пытаясь расширить отверстие, протолкнуть её внутрь, но она углубилась лишь на половину, никак не хотела идти дальше, встречая сопротивление упругих мышц.

Закусив губу, глубоко, громко дыша, она с остервенением стала насаживаться на неё, желая, как можно скорее пройти этот мучительный этап. Да, сколько она уже приняла мужчин в это крохотное, узенькое отверстие, но оно все еще оставалось узким и неподатливым. Оно с такой неохотой принимало инородную плоть, доставляла Ларисе огромное страдание.

После нескольких проникновений в её задний прши, мне немножко больно, подожди немножко, сейчас я только отдышусь. Все будет хорошо. Какой он у тебя большой и толстый», — еле слышно прошептали ее губки, но из-за висящей в комнате тишины ее слова раскатились по всем ее уголкам подобно грому.

Андрею даже трудно было представить, что его мать, такая желанная и недоступная, отвечает на его ласки. Пусть она пьяная, пусть не понимает, что с ней происходит, но она отдается ему с желанием, с похотью.

Какая у него было непреодолимая страсть иметь эту женщину, чувство любви к ней переполняло его. Но это не было чувство любви к матери, это было чувство любви молодого самца к зрелой, текущей самке..

Боль стала утихать и Лариса немножко, тихонько покачнула бедрами, сделала движение навстречу любовнику. «Гусиная кожа» только пропавшая с бедер, вновь покрыла их, вырвав из груди нечто подобное на стон:

«Ой, ой,… Не спеши милый, не спеши. Давай потихонечку»

И Артем начал осторожно двигать железной плотью внутри матери. Стенки плотно держали член, не давая ему свободно двигаться. Лариса открыла рот и громко, глубоко дышала, стараясь хоть как-то облегчить неприятные ощущения в прямой кишке. Но постепенно мышцы расслаблялись, позволяя совершать все более и более глубокие движения, все глубже и глубже проникать внутрь. Резкая боль, неприятные ощущения постепенно утихали, переходили в какую-то тянущую, щемящую, сладострастную истому.

Ларисе где-то далеко, в глубине её естества, нравилось, доставляло некоторое наслаждение, вот так стоять на четвереньках, с отставленным, оголенным задом, пожираемая глазами, возбужденных, желающих её мужчин. И те пошлые комплименты, которые они в этот момент отпускали ей, были для неё приятны.

Горячие, упругие стенки прямой кишки крепко сжимали член, сильнее сдавливали его, чем стенки влагалища. Сжимали так, что не пропускали головку через сфинктер, не давали ему возможности вытащить член из прямой кишки. У Артема никогда в жизни не было такого сладострастного ощущения. И вдруг неожиданно для себя, при очередной попытке, выйти через узкое колечко сфинктера, волна оргазма обрушилась на него. Он судорожно затрясся, стараясь, как можно глубже проникнуть в мать, крепко руками обхватив её за бедра и притянув к себе.

Потоки спермы все извергались и извергались во чрево матери, но она как-то спокойно и безразлично стояла, находясь в полудреме. Алкоголь делал свое дело, притуплял чувства, не позволял ей возбудиться до того состояния, когда она могла, получит наслаждение от действий совершаемых над ней. Более того, она с облегчение подумала, что сейчас её могут оставить в покое..

Или от переполняемых Артема чувств, или узости отверстия, после оргазма его член совершенно не изменился. Он остался таким же красавцем, как и был до этого, только немножко, более чувствительной, стала головка.

Хорошо смазанные спермой стенки прямой кишки, расслабленные мышцы сфинктера сделали свое дело – мамина попка стала подобно влагалищу. Она уже свободно впускала и выпускала член сына. Ему было забавно смотреть, как головка выскальзывала из коричневого колечка, которое оставалось приоткрытым, затем приставив головку и медленно входить внутрь.

Вытаскивая не до конца её из отверстия, он вновь погрузил с некоторым хлюпающим, чавкающим звуком. Отверстие спокойно впустило её, не оказывая никакого сопротивления.. Оно было мягко и нежно. Затем опять и опять он выходил и входил, оставляя все больше и больше приоткрытой анальную дырочку, погружаясь всё глубже и глубже с каждым разом. С каждым разом колечко ануса становилось все более покладистым.

Эти действия, в конце концов, начали приводить Ларису в возбуждение. Женское естество потихонечку брало верх. И когда он в очередной раз вытащил головку и начал водить ей вокруг анального отверстия, лаская его, бедра матери начали двигаться ей навстречу, пытаясь поглотить её. Поняв, что в матери начало просыпаться желание, он подводил головку члена к приоткрытой дырочке, не двигая ей даже на миллиметр вперед. И каждый раз, когда она касалась сфинктера матери, та двигала попкой ему навстречу, насаживаясь на член, совершала поступательные движения. А он опять всё вытаскивал его и вытаскивал, заставляя мать подобострастно искать попкой его член.

Чувство полной власти над женщиной овладело им. Он уже был не такой послушный и робкий сын, как был до этого. Как она ругала и била его за то, что он за ней подсматривает. А сейчас, она в его полном распоряжении, и он может с ней делать всё, что захочет. Он овладел матерью и она теперь его собственность. Она отвечает ему взаимностью, более того, страстно хочет его, а он уклоняется от её анальных ласк.

Вытащив член, он большой палец правой руки поднес к сфинктеру и погрузил его полностью в прямую кишку, а левой направил стальной стержень во влагалище. Как заправский, опытный любовник, он начел сношать мать в две дырки. Но стенки влагалища были не такими жаркими и упругими, как попка, и не доставляли ему уже такого удовольствия, как прежде, не знакомым ещё с другой, сокровенной дырочкой.

Покинув влагалище, он смело взял руками за бедра мать и начал резко её насаживать на стальной, гудящий член, в задний проход, оставаясь неподвижным. И уже через несколько мгновений он полностью погружал его в попку матери, хлопая по её ляжкам. А брат стоял и заворожено смотрел на всё происходящее, теребя рукой у себя что-то между ног.

Желая ещё ближе, плотнее быть с телом матери, он наклонился, обхватил руками болтающиеся сиси и потянул их на себя, стараясь, как можно глубже проникнуть в её чрево. А мать, что-то бормоча себе под нос, просунула руку между ног и начала судорожно теребить, тереть клитор. Темп движения её руки все нарастал и нарастал, и вдруг она громко, судорожно задышала, задергалась, затряслась и упала на живот, увлекая за собой Артема.

«Ой, ой, ой, как хорошо… Ещё, ещё, милый…не кончай, подожди…», — шипела она, извиваясь под ним, как змея.

А он, придавив её к дивану, всей тяжестью своего тела, все кончал и кончал ей в попку. Вдруг она неожиданно затихла, а все совершал и совершал фрикции, никак не насладившись до конца податливым женским телом первой его женщины. А потом он безвольно лежал на ней, пока не почувствовал руку брата на своем плече:

«Артем, а я? Хватит, слазь»

Когда младший брат повторял путь пройденный старшим, она тихо лежала, на животе, предоставив разработанную дырочку в его полное распоряжение, не подавая никаких признаков жизни, только тихо посапывая. Член был не такой толстый, как до этого и поэтому не доставлял ей особых хлопот.

Она не спала, находилась в полудрёме, на границе сна и реальности. Это был не первый и не последний раз, когда её беспомощностью и доступностью пользовались мужчины. Но сегодня первый раз за долгие годы она ощутила оргазм. Чувство благодарности к мужчине, доставившей ей это наслаждение переполняло её.

Сквозь пелену она чувствовала, как мужчины меняют друг друга, а сперма все наполняла и наполняла её чрево, но оказать сопротивление или, наоборот, ответить взаимностью у неё не было никаких сил, на повторный оргазм она была не в состоянии.

А они потом изнеможенные стояли и смотрели, смотрели на мать, лежащую на животе с широко разведенными ногами. Им хорошо было видно приоткрытый, с несколько вывернутой слизистой оболочкой сфинктер, чем-то похожий на маленькую розочку, мышцы которого от усталости медленно, как бы с неохотой сжимались. При каждом конвульсивном движении, которого из дырочки густыми, крупными каплями вытекала их сперма на темно-красное, раскрытое, налитое кровью влагалище, истерзанное двумя молодыми самцами. Она тягучим, густым ручейком вниз и растекалась небольшой лужицей на диване среди густых, кучерявых волос.

«Ну, что, пошли спать. Или ты ещё хочешь?», — спросил Артем у младшего брата.

«Да я не против ещё пару разиков»

«Хватит, надо подумать, как быть дальше с ней, ты же не хочешь на этом всё закончить», — произнес он, самопроизвольно теребя член.

Глава вторая

Лариса проснулась уже где-то в районе одиннадцати часов. Резкий звук дверного звонка, кажется, готов быт разорвать ей голову. Она лежала на диване, уткнувшись лицом в подушку, абсолютно голая, укрытая пуховым одеялом. Состояние было отвратительное, тошнило, болела ужасно голова, страшно хотелось пить. Встать, казалось, не было сил. Ой, как ей не хотелось вставать, но он настойчиво всё звонил и звонил.

«Кого это несет в такую рань?», — промелькнуло у неё в голове. Но инстинктивное, подсознательное надежда похмелиться придало ей некоторые силы.

Встав на ноги, она тупо посмотрела на своё обнаженное тело. Грудь, живот, были помяты, в красных полосках оставленных обивкой дивана. На животе, волосах лобка виднелась слипшаяся, высохшая сперма. То, что её вчера драли дома её друзья, у неё не было не каких сомнений. Но такого ещё никогда не было. Заниматься сексом дома для неё было табу. Даже трусы она никогда ни снимала, ложась спать. Бюстгальтер снимала, а трусы нет.

«Вот дура, дети могли увидеть, надо быть осторожней», — подумала она, ища халат в комках разбросанного по комнате белья, но, ни трусов, ни бюстгальтера, ни чего-нибудь такого, что она могла на себя надеть, прикрыть обнаженное тело найти не могла.

«Как же я смогла вчера раздеться. Где мои вещи, что я голая пришла? Нет, такого не может быть», — пронеслось у неё в голове, но дальше ход её мыслей оборвал настойчивый, наглый звонок в дверь.

Не найдя, что можно одеть, она замоталась в простыню и пошла открывать дверь. Это был Петр, один из её друзей, с которым она постоянно пила. Желание не пить в одиночку и близость доступной женщины, привела его к ней. Он принес для неё спасение, начатую бутылку самогона, который поднял ей настроение и тягу к жизни.

Быстро умывшись, приняв душ и набросив на голое тело какой-то, старенький халатик, без пуговиц на груди, она вышла к ждавшему её на кухне другу..

После второй рюмки рука Ларисы отпустила запахивающую грудь от постороннего взгляда ткань. Последняя пуговица халата застегивалась на животике, поэтому он не мог скрыть полностью прелестей женского тела. При каждом движении её рук, обнажалась то одна, то другая белоснежная булочка груди, соблазняя собеседника крупными, темно-коричневыми сосками.

Реакция Пети не заставила долго ждать. Его руки начали бесстыдно бродить по нежному женскому телу, но она сильно не сопротивлялась, наверное, в знак благодарности, за спиртное, предоставив себя в его полное распоряжение.. Глупо смеялась, когда он губами обхватывал её набухшие соски, пытался просунуть руку между бёдер, а она привставала с табуретки, стояла, чуть расставив, согнув в коленках ноги, позволяя добраться ему до заветной цели. Пальцы любовника проникали во чрево, ласкали половые губки, клитор. А она только томно постанывала:

«Петя, ну прекрати, что ты делаешь. У тебя же есть жена, ты её любишь, я так не могу. Оставь меня, я не хочу»

Петя, молча сопел, покрывая поцелуями её грудь, а пальчики залезали все глубже внутрь животика. Он уже трудно соображал от алкоголя и близости возбужденной, такой доступной женщины. А она все хихикала и все больше прижималась к нему, все шире расставляла ноги шепча:

«Ну что ты делаешь? Прекрати сейчас же. Отпусти меня, у меня же взрослые дети. Вдруг сейчас придут»

Она стала отстраняться от него, сводить ножки, пытаться освободиться от крепких, ласковых рук. Но его уже было нельзя остановить:

«Лариса, какая ты прелесть. Я, просто умирая от тебя…»

Он обнял её, сильно прижал к себе, развернул спиной, обхватил голый животик, начал наклонять на стол. Она не заставила себя долго упрашивать, покорно легла на холодный пластик, с задранной на спину подолом халатика, оттопырив попку, подставив спасителю обе дырочки в его полное распоряжение, таинственно произнеся:

« Только не кончай туда, пожалуйста»

«Разбежался не кончать туда.. Нашла лоха. Пить так пила, а кончать я тете должен», — с ехидством подумал он.

Он даже и не думал выполнять её просьбу, напротив, желал самке излить во влагалище своё семя. Но у него, что-то, как назло это не получалось. После длительной, судорожной возни, его член наконец-то разрядился в её чрево. Не успел он кончить, как заскрежетал входной замок, это пришли дети со школы. Лариса испуганно дернулась. Ей было бы очень стыдно, если они застанут её за этим занятием.

«Ну, ладно, спасибо что спас, давай, иди, то твоя, если узнает, что ты был у меня, то будет крику на весь дом. Выход знаешь где, провожать не буду», — произнесла она на прощание.

«Закройте за дядей Петей дверь!», — крикнула она сыновьям, раздевающимся в прихожей, прикрывая ладонью промежность, скрывая следы преступления, чтобы не капала на пол сперма и шмыгнула в ванную комнату, закрыв на крючок за собой дверь.

Лариса лежала в наполненной до краев ванне, наслаждаясь тем, как горячая вода разгоняла кровь, приводила её, в более нормальное состояние. Она лежала и пыталась вспомнить последовательность событий вчерашнего дня, но они не как не хотели связаться в единое целое. Как она шла домой, цепляясь за перила лестницы, как дети открыли ей дверь, как вошла, но как она могла раздеться, она никогда не оставалась полностью голой. Даже ложась дома спать, трусы и ночная рубашка были неотъемлемой частью её гардероба.

Когда ею пользовались мужчины, то она приспускала трусы до колен, но, в крайнем случае, позволяла их снять, но засовывала их куда-нибудь в карман или оставляла на одной ноге, придерживая рукой, чтобы они были при ней, всегда могла их одеть.

Иногда бюстгальтер, кофточку, но это было очень редко, как говориться, «по большой любви» и не для всех, а вот так чтобы раздеться полностью, такого еще никогда не было. Да уже ей и стыдно было показывать своё не молодое тело, дряблую грудь, покрытую растяжками, промежность, заросшую густой растительностью, которая переходила на внутреннюю сторону бедер. Это раньше она следила за собой, могла с удовольствием показать точеную фигурку, налитые белоснежные груди.

Но вспомнить она ничего не могла. Эта неизвестность щекотливого положения заставляла напрягать и напрягать память, но результата не было.. Кто вчера приходил к ней, как она так безрассудно могла повести себя. Она только в редких случаях пускала к себе в дом кого-нибудь, да и то днем, когда дети были в школе.

«Лишь бы дети не видели меня в таком виде. Что они тогда обо мне подумают. Надо себя аккуратней вести. Их, наверное, вечером дома не было, ушли гулять. Мужики же не могли меня при них использовать, как хотели. У них же совесть есть, наверное, да и побоялись бы при детях», — успокаивала она себя.

«А использовали они меня вчера не плохо», — с некоторым приятным чувством подумала она, трогая рукой гениталии. Руки как-то сами собой начали ласкать их, теребя и перебирая складки половых губ.

Лариса от удовольствия закрыла глаза стараясь вспомнить, кто вчера с ней был. Разум не помнил, а тело потихоньку начало вспоминать. Она ощутила такой секс, которого у неё давно не было. Её вчера имели с какой-то любовью, огромным желанием, страстью. Да и долго, очень долго, по сравнению с её «друзьями-собутыльниками».

Их вялые члены не всегда могли преодолеть сопротивления её сфинктера. Не потому что она сжимала его, а в силу их половой слабости. А вчера её буравили стальными стержнями, не знающими препятствий.

И вот уже перед её глазами проходит воспоминание о том, что крепкие мужские руки, держа за бедра, нанизывают её на стальной стержень. Как сначала больно, а потом приятная истома разлилась по всему телу. Как молнии оргазма пробежали по нему. Ей даже стало несколько стыдно за её тело, за волосатое, заросшее влагалище, за волосы, торчащие из подмышек.

Видимо с тайной надеждой на повторную встречу с замечательными любовниками, она приподнялась и достала с полочки маникюрные ножницы, бритвенный станок оставленный её бывшем мужем, которым никто с того времени не пользовался. Обстригла длинные волосы на лобке, промежности, затем намылив подмышки, лобок, начала подбриваться. О, чудо, в станке было еще нормальное лезвие.

Не прошло и двадцати минут, как не только подмышками не было волосиков, но и лобок блистал девственной белизной с маленьким хохолком волосиков, а из мясистых валиков больших половых губ торчали малые, не скрываемые, как ранее густой растительностью. Лишь небольшие клочки волосиков, оставленные неумелой рукой, пытались скрыть эту красоту.

Она провела рукой по голенькому влагалищу, и приятная истома желания разлилась по всему телу. После вчерашнего приключения, что-то произошло с ней, но, что, она не могла понять. Чувство полученного оргазма оставалось с ней до сих пор.

«Ну, кто же это был?», — судорожно пыталась она вспомнить, подсознательно понимая, что это был не просто секс, а секс наполненный чувством любви и преклонения перед ней.

«Да, причем он был не один. Сколько их было?»

И вдруг её как током поразило:

«Я же не убрала простынку всю в сперме. Вдруг в комнату зайдут дети! А вдруг они вчера заходили и всё видели?»

Эх, знала бы она тогда, что произошло с ней и что её сыночки не ходили сегодня в школу, а целый день, сидя за гаражами, обдумывали, как быть дальше с матерью, что с ней делать. То, что они и дальше должны обладать ей, у них никаких сомнений не было. Но как это сделать? Она же не согласиться стать наложницей добровольно для своих детей.

Быстро выскочив из ванны, накинув на мокрое, голое тело халатик, она пошла в комнату, убирать следы, оставленные ею и её друзьями.

Пробегая мимо кухни, она услышала голос старшего сына:

«Мама, чай пить будешь?»

«Да, сейчас сыночек, только постель уберу. Наливай»

Быстро убрав следы преступления, она застелила диван покрывалом, и как ни в чем не бывало, пошла на кухню, предварительно надев трусики и застегнув булавкой на груди халат.

Сыновья знали, что мать с похмелья пьет крепкий чай. Но за отсутствием его сгодился и дешевый из пакетика, приправленный доброй порцией снотворного, найденного в материнской аптечке еще вчера.

Им ужасно хотелось повторить вчерашнее приключение, но ждать пока мать напьется до бесчувствия, они не хотели.. На водку денег не было, да и будет ли она пить – это вопрос, а чай со снотворным, то, что надо.

Не прошло и десяти минут, после выпитого чая, как Ларису что-то начало клонить в сон. Да, она очень устала, надо немножко отдохнуть, да и состояние не очень хорошее, после выпитого вчера. Приняв таблетку успокаивающего, она пошла к себе в комнату:

«Я отдохну немножко, а вы тут приберите в комнате, а то совсем разленились. И никаких гулянок. Сделаете уроки, проверю, а там посмотрим»

Так, не переодеваясь и не расстилая постель, положив подушку на диван, укрывшись пледом, она провалилась в царство Морфея.

Внутри у Артема и Игорем все дрожало от нетерпения. Им ужасно хотелось мать, хотелось взрослой, опытной женщины.. При одной мысли о том, что она вчера позволяла с собой делать, их сердечки бешено колотились, члены распирало от напряжения. Они не могли дождаться, когда мать крепко заснёт. Минуты тянулись часами.

Осторожно приоткрыв дверь, Игорь тихонько позвал:

«Мама, мама, а белье замачивать?»

Но она ничего не отвечала, безмятежно посапывая под пледом.

Игорь ещё громче позвал её, но её реакция была та же.

«Ну, что Андрей, она спит, пошли», — дрожащим от волнения и страсти голосом произнес он.

Братья осторожно подошли к спящей матери и Игорь, коснувшись бедра через плед, чуть толкнул её:

«Мама, ты что, спишь? Мама!»

Да, женщина крепко спала, совершенно не реагировала на действия сына. Она лежала, отвернувшись к спинке дивана, свернувшись калачиком, поджав коленки к груди, накрывшись почти с головой пледом и мерно, тихо дышала. Казалось, что ничто не может потревожить её сон.

«Ну, что Артем, вперед?», — произнес младший брат.

Артем тронул мать за плечо, потормошил её:

«Мама, ты спишь? Мама! »

Но они совершенно не реагировала на его действия. Видя, что она крепко спит, он совершенно осмелел, уверенный в своей безнаказанности.

Не раскрывая её, он поднял край пледа, приоткрыв попку туго обтянутую тканью халатика, через тонкую ткань которого явно проступали края трусиков. Артем бесцеремонно провел по ней рукой:

«Да, классные бедра у мамаши.. Попка, что надо. Она трусики опять одела, снимать придется. Люблю раздевать женщин»

И задрал подол халата, на столько, насколько позволила натянувшаяся ткань, он, с чувством полной безнаказанности взявшись за резинку, стал стягивать трусики, оголяя попку.

Они медленно сползли, обнажив белоснежную плоть, расщелину между ягодицами, коричневую розочку анального отверстия, и застряли между ног, чуть приоткрыв пухлые, безволосые валики половых губ. Лариса лежала так, будто специально выставила, как на показ, свои прелести. Согнутые ноги в коленках и подтянутые к груди, разводили половинки ягодиц, открывали прекрасный обзор интимных мест.

«Ты посмотри, она волосы побрила», — удивленно вырвалось у Артема.

Он протянул руку к вареникам половых губ и нежно провел по ним пальчикам.

«Это она, наверное, к встрече с нами подготовилось», — усмехнулся, предвкушая то, что он собирался сегодня делать с матерью.

И окрыленный какой-то неведомой силой отбросил плед на спинку дивана, просунул руки под коленки и грудь, чуть приподнял и перевернул её на спину. Лариса перевалилась на спину словно мешок, не проронив ни слова, не изменив своей позы. Её ножки так и остались прижатые к груди, а на её лице сияла какая-то умиротворенная улыбка.

Сын осторожно выпрямил их. Мать не подавала никаких признаков жизни, она было словно пластилиновая кукла, с которой можно было делать всё, что угодно.

Расстегнув булавку, стягивающую на груди ткань, две пуговки, он обнажил тело матери, которое только прикрывала низ животика черная ткань, приспущенных трусиков. Но через минуту и они покинули тело женщины, оставив её тело обнаженным, лишь чуть прикрытое с боков, тканью халатика..

Лобок ослеплял их своей белизной, посредине которого, видимо для красоты или чтобы не казаться, совсем обнаженной был оставлен небольшой кустик коротеньких волосиков.

«Ну, что, халат будем снимать?»

«Нет, пусть так, так даже интересней»

И разведя ноги матери, они начали бесцеремонно обследовать её гениталии. Оголенные от волос половые губки произвели на них огромное впечатление. Мать казалась ещё более обнаженной перед ними, чем была на самом деле. Мясистые валики половых губ выглядели более возбуждающими, более желанными.

Только в глубине расщелине ягодиц, там, где виднелся коричневый ореол анального отверстия, была не тронутая бритвой растительность. Она как-то не гармонировала с голенькой промежностью женщины..

«Ну, что, поможем мамке?», — спросил Андрей у Игоря, намекая на лишнюю растительность на её теле.

И вот уже через пару минут, кое-как намазав мылом расщелину между ягодицами, братья, разводя половинки ягодиц, удаляли последние волосики вокруг анального отверстия.. Это давалось им с большим трудом, но результат оправдал их ожидания. Вскоре вся промежность женщины была абсолютно чистой от растительности.

Их молодой пыл совершенно не остыл после вчерашнего секса, а наоборот ещё больше разгорелся. А манипуляции с бритьем так их завело, что их молодые члены дрожали от напряжения. Они жаждали утоления страсти.

Мать была совершенно бесчувственна, не отвечала на их ласки, когда они по пару раз разрядились в её чрево. Даже было несколько неинтересно, что она лежит, не проявляя никакой активности в отличие от вчерашнего дня. Попытка использовать её в задний проход ни к чему не привела. После долгих и упорных трудов, они отказались от этой затеи.. Ни одна из головок не могла сломать, сопротивление сфинктера, попка оставалась неприступной.

Вдруг у Игоря неожиданно родилась идея:

«Давай её в рот дадим»

И вот Артем на правах старшего, расставил ноги, уперся коленками по обе стороны её туловища, сел попой так, что ощущал под яйцами упругую, женскую грудь, придвинулся гениталиями к лицу и головкой члена стал водить по материным губам. Неизвестно на что он надеялся, но мать не раскрывала рта и не принимала его член. Но, само, ощущение того, что член скользит по губам женщины, привело его в неописуемое возбуждение. А когда он попытался засунуть его за щеку, коснулся нежной слизистой оболочки рта и сжатых зубов, поток спермы хлынул на мать.

Артем затрясся, судорожно тыкая головкой в её лицо. Губы, нос, подбородок, щеки покрылись густой, тянущейся, беловатой жидкостью. Он торжествовал, что кончает женщине в лицо. От удовольствия он закрыл глаза, чувство сумасшедшего оргазма переполняло его.

Он открыл глаза, чтобы посмотреть на свою работу, глянул на лицо матери и ужаснулся,… на него смотрела мать с широко раскрытыми, удивленными глазами. У Артема сердце упало в пятки. Вскочив с матери, он бросился из комнаты, а за ним и младший брат, оставивший во влагалище флакон из-под лака «Прелесть».

Лариса сразу не поняла, что происходит. Она не могла понять, поверить, что её насилуют родные сыновья. Ей казалось, что это сон. Но когда до неё дошло, то чувство гнева, злобы, желание расправиться с насильниками поразило её.

«Они об этом горько пожалеют, я им устрою»

«Сволочи, я вас сейчас…», — только и было слышно им в след, когда они кое-как набрасывая на голое тело брюки, куртки, на босую ногу, ботинки неслись на улицу, подальше от взбешенной матери.

Глава третья

Они сидели во дворе на лавочке, не зная, как дальше им поступить, что делать. Уже прошло пару часов, начало смеркаться, но что-то придумать они не могли. Моросил бесконечный осенний дождик, разводя вокруг сырость и слякоть. От холода, и нервного напряжения их зубы стучали, выбивая барабанную дробь. Как им хотелось сейчас пойти домой, выпить горячего чая, но страх наказания и стыд перед матерью не позволял им этого сделать.

Не лучше себя чувствовала и Лариса. Сначала её злости не было предела. Она буквально рвала и метала, желая расправиться со своими обидчиками..

«Как они могли изнасиловать мать? Как могли позволить себе такие вольности? Пошлецы, воспитывала их, воспитывала, отдавала самое лучшее им, а они. Но вот они придут, я им покажу!», — никак не могла успокоиться она.

Но постепенно гнев начал проходить и чувство стыда, стыда обесчещенной женщины начало приходить к ней. Она начала ругать, корить себя за то, что допускала иногда вольности её друзьям в обращении с ней при детях. А может вчера, когда меня дома насиловали эти алкаши, сыновья все видели. От этой мысли её сердечко сжалось, заныло. Стало ужасно стыдно от одной только мысли, что она лежит с расставленными ногами, а её дети смотрят, как один за другим сменяется самцы, насилующий её. А насилуют и в извращенной форме, используя задний проход, а она не противится, не сопротивляется, позволяет им это делать.

Слезы стыда и обиды за себя, за то, что она могла дойти до такого ручьями лились по её щекам. Что делать, как ей дальше быть, она даже не могла себе представить. Как она могла докатиться до такого. Все это алкоголь, не пила бы и не случилось такого со мной.

Её психологическое состояние становилось все хуже и хуже. Сердце разрывалось от страдания.

«Выпить бы сейчас немножко и всё. Успокоиться, а с завтрашнего дня бросить пить, не усугублять ситуацию. Все как-нибудь образумиться», — промелькнуло у неё в голове.

Дождик все усиливался, барабанил по крыше беседке. Братья сидели, прижавшись, друг к другу.

«Ну что братишка, придется нам, наверное, тут и жить», — саркастически произнес Артем..

В ответ брат пожал плечами. И вдруг они увидели мать, вышедшую из подъезда, укрывшуюся с головой плащом, и направившуюся к соседнему дому. Для них этот маршрут не вызывал никаких секретов, мать пошла к бабе Варе за бутылкой.

Через пару минут их предположения оправдались. Мать, неся что-то в пакете, скрылась в их подъезде. Буквально вбежав в комнату, она, повесив мокрый плащ в прихожей, сразу же пошла на кухню.

Достав из пакета две бутылки самогона, одну она спрятала за пенал, а из другой налила полную рюмку и, пересиливая отвратительный запах напитка, выпила. Сразу ей как-то стало хорошо, а последившие за первой рюмкой другие стали менять её психологический настрой то в одну, то в другую сторону. Она, то плакала, то смеялась. Затем раздевшись догола, подошла к зеркалу, пьяным взором посмотрела на себя, потрогала живот, приподняла груди. Всякие глупые мысли пронеслись в голове, совершенно не соответствуя реальности.

Набросив на себя халат, кое-как застегнув его пуговички, она села за стол и продолжила пить, думая о своей тяжкой судьбе. Как ей себя было жалко! Она хотела встать, достать вторую бутылку, но ноги не слушались, а голова почему-то упала на согнутые в локтях руки.

Подождав ещё пару часов и окончательно замерзнув, они решили действовать:

«Ну что Игорь, пойдем домой? Не будем же мы спать на улице. Пойдем, повинимся матери, может она простит нас. Да и пьяненькая она, наверное, сейчас, добрая более, чем трезвая. Как думаешь?»

«Давай, все равно выхода нет.. Но ты будешь идти первый!»

Входная дверь была не закрыта, в квартире их ждала тишина. Только на кухне горел свет.. Раздевшись в прихожей, в одних брюках они потихоньку подошли к дверям кухни.

Сквозь узорчатое, матовое стекло двери они увидели мать, сидящую за столом с опущенной на руки головой, что-то бормочущей себе под нос. Сомнений в том, что она совершенно пьяна у них не было никаких..

Приоткрыв дверь, Артем первый сделал шаг в кухню. Услышав, что кто-то зашел, мать подняла голову. Она сидела в халате, застегнутом только на пуговки, расположенные в районе пупка и ниже. Ткань на груди разошлась, и в разрезе хорошо просматривались две болтающиеся, белоснежные булки грудей, с темно-синими прожилками вен. Мать сидела, упершись локтями в поверхность стола, подперев руками голову, чуть наклонив туловище вперед. И поэтому при каждом её движении грудь волнующе, соблазнительно колыхалась.

Артем никогда не видел в таком виде мать. Нет, пьяной он её видел, но практически оголенной по пояс – нет. Она дома всегда была в нижнем белье и халате или платье, которое не позволяло рассмотреть не то, что запретные участки тела, но и даже цвет белья, который был на ней одет. А здесь она сидела, вывалив сиси на всеобщий показ, совершенно не заботясь о своем внешнем виде.

Боятся того, что мать может что-то ему сделать, у него не было. Он сделал шаг по направлению к ней, а она, повернула голову и подняла на него свой мутный взор:

«А, пришли, насильники. Как вы могли так с матерью поступить? Я же ваша мать! Как вам не совестно?»

Артем подошел к ней, обнял её за голову, прижал к себе. Она заплакала, а он, начал гладить волосы, успокаивая её:

«Мамочка, успокойся, мы же тебя любим. Ты самая желанная для нас женщина. Самая красивая. Если бы мы тебя не любили, то так не поступили. Не плачь. Все будет хорошо»

А она все плакала и плакала, все громче и громче, прижимаясь к его обнаженному животу, сама того не подозревая, лаская губами тело сына. В голове все кружилось, мозг выхватывал фрагменты из реальности. Сама не зная почему, она стала губками слегка целовать его живот, дорожку маленьких, пушистых волосиков спускающуюся от пупка к лобку, а далее разрастаясь и покрывая его гениталии. Руки обхватили его за бедра и все сильнее и сильнее прижимали их к лицу, не замечая все больше твердеющую в штанах плоть. Все громче и громче рыдание разносилось по кухни.

Близость пьяной, доступной, полуобнаженной женщины, начало возбуждать Артема. Он уже не думал о покаянии перед матерью. Страсть, разгоралось в нем с новой силой. Слезы и рыдания не вызывали в нем жалости, а все больше распыляли страсть. Ему было не стыдно поднимающегося члена, не стыдно, что мать уже должна была чувствовать его. Чувствовать, что он уже настоящий мужчина.

Мать была все в том же халате, без пуговиц и заколке стягивающую ткань халата на груди, поэтому сыну не составило большого труда гладить не только волосы, но и потихоньку спускаться все ниже и ниже. Его руки бесстыдно касались нежной коже шеи, плеч, спины, постепенно снимая с плеч, спуская ниже, шелковую ткань халатика. Казалось, что Лариса не замечает этого, полностью отдалась во власть рук сына.

Видя её покладистость, Артем начал пытаться оголить спину матери, пытаясь вытащить из-под неё подол халата. Ткань с трудом поддавалась его действиям, и Артему пришлось чуть приподнять мать, оторвав её от стула. Подол халата сразу же пошел вверх, снизу обнажая женское тело. Но когда ткань халата, полностью обнажила её, она встрепенулась, попыталась руками, вернуть подол, на прежнее место, шепотом произнеся:

«Не надо, что ты делаешь? Прекрати, я же твоя мама. Так нельзя»

Но сына уже было трудно остановить. Он прижал её ещё сильнее к себе, не давая возможности прикрыться тканью халатика. Выдержав некоторую паузу, подождав пока мать успокоиться, перестанет пытаться опустить халат, он начал нежно ласкать её грудь. Его руки, всё с большей уверенностью, ласкали мягкую, податливую ткань, касаясь нежных сосочков, которые сразу же отреагировали на это. Нахохлились, стали упругими. Он мял груши грудей, прижимал их к шершавой, грубой ткани брюк.

Лариса очень любила нежные ласка груди, сосочков. Сразу какие-то мышцы напрягались где-то в глубине животика, приятная истома разливалась в промежности, губки наливались кровью. А грудь становилась все чувствительней и чувствительней. Жаждала все новых и новых ласк, которые могли становиться грубее. И каждое прикосновение к ней уводило её все дальше и дальше мир наслаждения и сладострастия. Уводило от чувства реальности. Она, сама не осознавая, что делает, закрыла глаза и отдалась ласкам. Всхлипы все реже и реже раздавались из её груди.

Почувствовав, что мать перестала плакать, а её дыхание стало более глубоким и учащенным, Артем расстегнул пуговицу вверху брюк, а затем молнию, ткань, прикрывающая его гениталии, медленно поползла вниз, оголяя бедра.

Взявшись рукой за член, он начал головкой водить по нежным, торчащим соскам. Мать на это никак не реагировала, не оттолкнула его с возмущением. А ей казалось, что это сон, чувствовалось нереальность происходящего. Алкоголь все сильнее и сильнее закрывал пеленой её разум.

Лариса закрыла глаза, стараясь не думать не о чем. Нежная, бархатистая плоть скользила по её груди, вызывая внутреннюю дрожь, напряжение во всех членах. Она сама не заметила, как её рука, подхватив снизу правую грудь, начала сама идти ей навстречу головки. Ласкать, тереться об неё. Она сама подставляла под эти ласки самые нежные, самые чувствительные участки тела..

Но Артему этого было мало. Он поднес головку к её губам, провел по ним. Густая, тянущаяся жидкость связала пухленькие мамины губки и его членом. Он пытался приоткрыть их, проникнуть внутрь, но мать крепко сжала губы, не пуская её туда, отворачивала лицо, пытаясь уклониться от его бесстыдных ласк. Но он уже чувствовал некое превосходство над ней, превосходство самца над самкой.

Артем сам удивился своей храбрости, когда произнес:

«Мама, ну поцелуй её, пожалуйста, я так хочу. Раскрой ротик»

Но она молчала и уклонялась от этой ласки. Все его просьбы не находили в ней поддержки. Тогда он обхватил её грудь, начал тереть нежным сосочком свою волосатую промежность, яички. И вдруг он почувствовал, как язычок матери робко лизнул низ живота, затем ствол и краешек головки.

Артема поразило, словно электрическим током, когда горячие, мягкие, нежные материнские губы, сомкнулись на его плоти. Она сжала головку и нежно ласкала её язычком. Какое-то игривое чувство появилось у неё. Ей захотелось поиграть с этой плотью, потеребить, поласкать её.

Лариса держала член сына рукой, губки, плотно охватившие головку, скользили по ней, совершая поступательные движения. А Артем с чувством благодарности ласкал руками её тело, не в состоянии произнести не одного слова. Но долго такая ласка продолжаться не могла.

Его тело напряглось, волна возбуждения накатилась откуда-то снизу и мощные порции спермы стали выплескиваться матери в рот. Она не убрала член Артема из-за рта, а наоборот ещё сильнее стала сосать его, стараясь доставить ему как можно большее наслаждение. И когда сын, почувствовал, что головка стала ужасно чувствительной, и он не может продолжать это наслаждение, произнес:

«Ой, ой, хватит, хватит»

Она как бы нехотя оторвалась от этого занятия, обмякший член выскользнул из её рта. Чуть опустив глазки вниз, она приподняла их и посмотрела снизу вверх на него с глупой, заискивающей улыбкой на лице, как преданная собака.

Из уголков её губ стекали капельки спермы, которые она не сумела проглотить. Они текли по подбородку и капали крупными каплями на грудь. Вид у неё был развратной, доступной женщины.

Только от одного этого вида, Артем почувствовал вновь нарастающее напряжение в члене. Но минет, ему уже не хотелось, он хотел большего, хотелось полностью голую мать и полную власть над её телом.

Он просунул руки под мышки и приподнял её:

«Мама, ты устала, пошли, ляжешь отдыхать. Давай снимем халатик, тебе без него будет лучше»

Она покорно кивнула головой, не понимая совершенно, почему ей без него будет лучше, а он продолжил стаскивать с неё такую не нужную ему ткань. Его руки шарили по ней, ища ненавистные пуговки, которые не давали его снять окончательно. И когда плечики халата окончательно лишились поддержки, а всего лишь одна пуговка внизу животика была расстегнута, халат плавно заскользил по телу женщины и упал на пол.

Она посмотрела на него туманным взглядом и шепотом произнесла:

«Не надо меня раздевать, мне стыдно. Что вы делаете? Не надо… Отпустите меня. Я порядочная женщина. Прекратите меня раздевать»

Но он ничего не ответил, а только крепче обхватил её за плечи и попытался повести обнаженную женщину в спальню. Но она, почему-то стояла, опустив голову, смотрела на халат, лежащий у её ног, на свое голое тело, выбритую промежность.

«Ой, как мне стыдно, как стыдно, что я делаю. Ой, я хочу писать», — шептали её губы.

Игорь, стоявшей рядом, совершенно не слышал, что шепчет мать, он, заворожено смотрел на все происходящее, его поразила готовность матери на всё. Под халатом на ней не было даже трусиков.

«Она нас ждала. Готовилась к встрече», — возбуждающе промелькнуло у него в голове.

«Пошли мама», — произнес Артем и медленно, голую, женщину повел в спальню, на ложу любви.

«Я хочу писать!», — громче произнесла она.

Артему ничего не оставалось, как повести женщину, посадить на унитаз и, держа её за плечи сказать:

«Ну, давай, писай»

«Мне стыдно, отвернись», — прошептала она, но струя мочи уже весьма шумно журчала в унитазе.

С трудом приподняв её с унитаза, он повел шатающуюся женщину по коридору. Она шла, шатаясь, периодически спотыкаясь, тяжело переставляя ноги, упираясь рукой в стенку. Что с ней сейчас будут делать, она даже не думала. Голова кружилась, мысли беспорядочно роились в ней.

С облегчением она присела на кровать, тяжело вздохнула и произнесла:

«Дай мне ночную рубашку!»

«Потом, потом», — услышала она в ответ.

Они положили её в своей спальне на широкую кровать. Тело женщины было предоставлено полностью в их распоряжении. Сейчас они могли делать с ней все, что угодно. Утолить самые изощренные фантазии.

Утром она проснулась рано от зова переполненного мочевого пузыря, да если это назвать проснулось. Только чуть-чуть, перед самым утром она провалилась куда-то в пропасть.

Она лежала голая, с натруженным половым органом и расширенной анальной дырочкой, вся с ног до головы в сперме сыновей. По обе стороны от неё лежали сыновья, обнимая её голое тело.

Не до конца понимая весь ужас происходящего, она осторожно, чтобы не разбудить их, выскользнула из объятий любовников. И уже сидя на унитазе, судорожно приходила в себя. Все происшедшее с ней становилось реальностью. Она стала любовницей своих сыновей. От ужаса ситуации её сердечко сжалось, жалобно заныло:

«Что я им скажу утром? Как буду смотреть в глаза? Как я могла дойти до этого?»

А они полностью удовлетворившие свою похоть спали крепким сном.

Глава четвёртая

Лариса сгорала от стыда. Она не могла себе представить, что скажет сыновьям, как посмотрим им в глаза после всего случившегося между ними. Принимая душ в ванной комнате, она с яростью терла мочалкой своё тело, волна стыда и безысходности захлестывала её.

Она боялась, что сейчас выйдет и встретиться с ними. Чуть приоткрыв дверь, она, обмотавшись полотенцем, прислушалась. Дети спали. Быстренько проскочив коридор, она заскочила в свою комнату.

Найдя в шкафу нижнее белье, колготки, она одела их, затем джинсы, свитер. Написала записку на листке, вырванном из тетради:

«Пожарьте картошки, я поехала в бабушке в деревню за продуктами. Целую. Мама»

Ни к какой бабушке она ехать не собиралась, она хотела просто выждать время, прийти в себя после случившегося. Ей надо побыть одной, прийти в себя.

Выйдя на улицу, она пошла, не разбирая дороги, шла, не зная куда, лишь бы дальше от дома, дальше от встречи с сыновьями. Моросящий дождик совершенно не производил на неё никакого впечатления, она шла и шла…

Очнулась она, сидя на трамвайной остановке, сидя на лавочке под её козырьком. Ей было очень холодно, внутри все дрожало, но не только от холода, но и от желания опохмелиться. Она была похожа на нахохлившегося воробушка, сидящего на веточке под осенним дождем.

Сколько она так просидела, трудно было сказать. Вдруг на неё обратили внимание группа подростков проходящих мимо. Они подошли и сели радом. Было четверо ребят и две девушки. Ребятам было лет по семнадцать, девчонки немножко младше. Это такой тип девчонок, которые гордятся дружбой со старшими ребятами. Они делали вид, что ждут трамвай, шумно галдели, пили пиво, искоса бросая на Ларису взгляды. Но трамваи один, за другим проходили, а они никуда не ехали.

Пиво текло рекой, добавляя ребятам смелости. Да и Ларису мучила жажда, желание похмелиться. Вдруг двое ребят отошли, стали о чем-то спорить, жестикулируя руками.

Затем они вернулись под крышу остановки и, один из них подошел к Ларисе, протянул и спросил:

«Тетя, вы не хотите пива»

Она подняла глаза и ответила:

«Да нет, что не хочется. Как вы вообще можете его пить в такую холодину. Сейчас нормальные люди пьют более крепкие напитки»

«Можно и более крепкие напитки», — неожиданно ответил он.

«Витя, ты понял», — продолжил он, поворачиваясь к своему другу.

Тот, понимая его с полуслова, направился в сторону рядом стоящего ларька. Через пару минут ей предложили водку из пластмассового стаканчика. Но она отказалась, хотя очень хотелось. После недолгих упрашиваний, заботы о том, что она может простудиться, Лариса закусывала обжигающую жидкость шоколадным батончиком.

«Может, на стройку пойдем», — предложил один из ребят.

Все сразу согласились, кроме Ларисы. Но после долгих упрашиваний она согласилась. Почему она с ними пошла? Конечно, замерзла на улице, но самое главное, что они взяли в киоске еще пару бутылок водки.

Стройка находилась рядом, буквально за небольшим леском, который находился за трамвайными рельсами. Это была даже не стройка, а заброшенное строительство, даже не огороженное забором. Многоквартирный кирпичный дом, достроенный только до пятого этажа.

Ребята подошли ко второму подъезду, и зашли в него. Лестничных пролетов не было.

Они подошли к входу, ведущему в подвал. Один из них спрыгнул вниз и достав, откуда то деревянный довольно широкий настил, приставил к краю. Один за одним, они стали по нему спускаться вниз, держась одной рукой за стенку.

Они шли гуськом по коридорам подвала, как слепые, держась рукой за стенку. И вот, наконец, остановились. Чиркнула спичка, зажглась, а за ней загорелась и керосиновая лампа.

Она осветила небольшое помещение, метра четыре в ширину и три в длину. Посредине стоял стол, вокруг которого стулья и табуретки. Около одной из стенок старый разложенный диван.

«Ну, у вас ту прямо хоромы», — усмехнулась Лариса.

Они сели за стол, достали пластмассовые стаканчики и пьянка продолжилась. Через некоторое время Лариса еле ворочала языком, не замечала, что на неё смотрят как на доступную, желанную женщину. Но когда один из них, присев рядом начал её обнимать, пытаться поцеловать в ушко, она только смеялась, давая тем самым повод вести с ней дальше все более развязанней…