Горячее лето Самарканда. Часть 1

     Некоторым, не нравится наше лето, горячее лето Самарканда, но для меня, это самое приятное время года. Горы фруктов и толпы туристов, разноязыкая толпа и много, много выгодных сделок и интересных новостей, девушки в лёгких платьях и парни, в обтягивающих штанах, украдкой, оценивающие своё выпирающее мужское достоинство, по сравнению с буграми других парней. Лето — время приключений со случайными попутчиками и попутчицами, время коротких юбок и белых штанов, через которые мы иногда, как бы случайно задеваем друг друга в транспорте или в очередях. Если кому-то сильно жарко, всегда можно искупаться в речке, заодно познакомившись с такими же любителями «прохладной жизни», но самое утончённое удовольствие лета, это вечернее чаепитие в хорошей компании, после бани в чайхане у Ахат-ака. Я и мой друг Тахир каждый вечер пользуемся гостеприимством мудрого старца Ахата. А ранним утром, ещё наполненным свежестью и пением ночного соловья, муэдзин снова возвестит начало нового дня. Лето продолжается.
      Но сейчас полдень и я торгую на городском базаре. Торговля не идёт, и я от скуки гляжу на себя в зеркало. Вообще я собой доволен, густые чёрные усы, густые чёрные брови сходятся над переносицей, рост 185, атлетическое сложение, вот только… только нос крупноват и волос на теле слишком много, как утверждает моя жена. Я истосковался, моя Лола забеременела и уехала на две недели к родителям поделиться этой нашей радостью, но мне не хватает её улыбки, близости с ней, кроме того, некому приготовить и принести мне лагман из дома и приходится довольствоваться покупной самсой. Вот и сейчас я жду, когда торговец с полным тазом пирожков подойдёт к моему прилавку, но только… невдалеке мелькнул приезжий покупатель, наверное, турист, наверное, россиянин, но определённо не местный. Ради иностранца, обед можно отложить.
      Он подошёл и начал разглядывать турецкие штаны. Глядя на его бесцветную рожу, я чуть не задохнулся. Это же Витька-прапорщик, некогда чёрно-голубая гроза нашей роты. Прошло много времени, и я почти забыл службу в России, в моей памяти обычно остаётся только всё хорошее, но тут я вспомнил и плохое. Витёк со своими друзьями, устроили нам, молодым лицам «неславянской наружности» незабываемую службу. Один мальчишка с Кавказа, через неделю, как его опидарасили, спрыгнул головой вниз с вышки. Спец. комиссия постановила: «несчастный случай». Другой, через месяц, службы, свихнулся и покрылся нарывами, его куда-то убрали. Меня Аллах хранил, в критических ситуациях что-то всегда меня спасало и мешало им меня опустить. Хотя большинство молодых прошли через Витьку и его друганов. Все это видели, но молчали. Ебали они очень жестоко, я всегда удивлялся, почему зверями называют нас. Я не знал ни одного случая, чтобы парень, побывавший под узбеком или каким-нибудь другим «членом мусульманской национальности», истекал кровью, не мог встать и ползал с разорванной промежностью, выбитыми зубами и отбитыми почками. Хотя, конечно же, есть и среди нас придурки и уроды. Но после Витьки-прапора и его дружков ребята не могли передвигаться иначе, как только ползком. Меня они любили гонять сквозь строй пинков, заставляли драться с другими «южанами» и т. д. потом снова проходить сквозь строй пинков.
      — Сколько?
      Я ответил, предварительно умножив цену на три.
      — Ну ни хуя себе!
      — Дорого?
      — Дёшево! А туфли?
      Умножаю на пять и выдаю ответ.
      — Пойдёт, слышь браток, я куплю и туфли и штаны, но буду мерить и всё проверять, черножопым доверия нет.
      — Как вам будет угодно, залазьте сюда, гость дорогой, любой размер есть!
      Он крепко берёт мою руку, и я его рывком приземляю за прилавок. Крепкий парень, этот Витёк, приземляется ловко, на обе ноги, с улыбочкой, почти не изменился; интересный цвет кожи, ладони такие же, как и тыльная часть руки, бледно-розовые и волосы «малля-соч», светлые. Здесь это экзотика!
      Я задёргиваю занавеску, обед!
      — Я хочу всё время, которое проведу в Самарканде, походить на местных парней, а не на туриста. Одень меня так, как одеваетесь вы, и я начинаю развлекаться здесь на все сто.
      — Нет проблем, дуппишка, рубаха с пальмами, китайские джинсы, иранские шлёпанцы и… трусы, мои земляки носят только высшего качества (во-первых, это правда, при нашей бедности, единственное богатство парня, это его крепкий хуй, во-вторых, мне необходимо сбыть дорогущие американские плавки).
      Уже неделя, как Лолка уехала к матери и мой елдак, почувствовав обеденное время, встал, раньше, она приносила мне обед, а после обеда мы дарили друг другу любовь… по головке и стволу прошел приятный зуд (я незаметно потёр свой член через штаны); сейчас бы снять напряжение и как некстати эти воспоминания. Витя теперь богатый клиент и, ко видишь, я тут палец порезал, помогай мне тебя расстёгивать!
      Он придвинулся вплотную и начал расстегиваться, наши руки соприкасались, я максимально, насколько было возможно, приблизил их к моим зарослям внизу живота, мой елдак ответил толчком. Я в упор смотрю на его некогда всемогущую, а теперь растерянную рожу, мои желваки невольно начинают ходить вверх-вниз; мои кулаки сжались, а мой член уже на пределе, в предвкушении сладкой мести. «Я уверен, ты сдашься, теперь обстоятельства на моей стороне, а моя настойчивость ещё ни разу меня не подводила». Его брюки упали, открыв клетчатые семейные трусы. Под трусами вырисовывался половой член Витька.
      — Давай теперь я тебе помогу снять и эту футболку, у меня хороший выбор местных маек.
      На Витьке хэбэшная футболка, я задираю её, прижимая бёдрами его торс к прилавку. Мои мышцы наполнились кровью, и все мысли улетели, кроме одной: «мой елдак трётся о член ночного хозяина нашей казармы». Я специально медленно снимаю с него футболку, чтобы продлить кайф, его тело напряглось и стало как сталь, он стал вырываться, попытался меня оттолкнуть, но грудь Вити покрылась испариной, это он почувствовал жар моего паха. Когда футболка освободила лицо Вити, я взял его за голову и засунул большие пальцы ему в рот, и начал «натягивать щёки на затылок» (наш армейский прикол), в упор глядя на него.
      Его сопротивление начало спадать, в глазах ужас и он мямлит:
      — Ты чего это? Я турист, я приехал исследовать культуру, знакомиться с людьми, я не такой…
      — Конечно, ты был… не такой. Но сейчас ты по полной программе испробуешь острые ощущения, когда тебя опускают, правда, я не буду калечить и уродовать тебя так, как делал в армии ты. Но я научу тебя нашей мусульманской сексуальной культуре, за исследованием которой тебя видимо и пригнали сюда шайтаны, после этого тебе легче будет знакомиться и общаться с местными парнями.
      Я с трудом опускаю его обалдевшую голову на уровень своего паха. Он сел на корточки.
      — Так это ты, Бабаев!?
      — Ну вот, ты меня и вспомнил. Расстегни на мне мою одежду и медленно, без резкостей снимай, тебе потом ЭТО даже понравится.
      Расстёгиваю его рукой свои штаны… трогаю его пальцами свой куток… и вот… мой драгоценный красавец-клинок… роскошный, пропорциональный, 22 см. елдак с истекающей от сладкой истомы и от краткой борьбы влагой. Яйца касаются подбородка, а головка ворошит кудрявый чуб повелителя жизни запуганных салаг. Тру его прапорскую физиономию о свои джинсы, плавки и о свой ствол,… парень не подаёт признаков жизни, даже не дышит. Но здесь, как и в армии, главное настойчивость и неотступность. Я, взяв хуй в руку, тыкаю головкой в Витькины губы, они плотно сжаты.
      -У тебя есть выбор, товарищ прапорщик, или я, или я и ребята с соседних прилавков. У нас блондины нынче в моде!
      Губы как бы обмякли, или даже приоткрылись, или мне показалось? Нет, не показалось, это именно чудесные нежные и толстые губы (как у Лолы!) гуляют по моему стволу, распределяя смазку, его руки безвольно повисли «по швам». Я больше не смог сдерживаться, скинув рубаху и засадив ему в рот, между гланд, я кончил. Мне показалось, что я увидел небо в алмазах, реальность растворилась в волнах наслаждения. Витька начал захлёбываться, но потом проглотил всё. Я отомстил за наших парней! Только жаль, что так быстро кончил. Толчки блаженства в моём хуе продолжались, Виктор продолжал посасывать своего победителя, одновременно трогая, свой необрезанный писун через трусы. Неожиданно Витёк привстал и придвинулся ко мне, мой хуй ткнулся в его живот.
      — Почему ты такой злопамятный? Эти законы не я придумал. Потом… я тебя не ебал, не хотел опускать, ты мне даже нравился… но теперь ты отомстил, и мы мирно расходимся, ведь так?
      — Так, Витёк. Но ты ещё не всё с меня снял, остались штаны и об