Ненавижу я праздники. Праздники и выходные. То есть, когда-то я их конечно любил, школьником катаясь с ледяных гор, размахивая флажком на первомайской демонстрации… Подростком, задерживаясь субботним вечером в пустых подъездах с друзьями и подругами. Но однажды я выбрал эту проклятую работу — по праздникам и выходным. Ненавижу Новый Год и Рождество — в это время больше всего работы в нашей дурацкой конторе.
Шеф загодя делает умоляющие глаза и вкрадчивым голосом: «Ты же одинокий, родители в деревне, сестра замужем в соседней области, что тебе праздники, да и потом, ты второй человек в фирме…» Но хуже всего в Майские праздники — тянутся долго, а на улице — весна, часто жара. приходишь с работы укатанный, падаешь на койку, а заснуть невозможно — еще не спало напряжение трудового дня, а с улицы доносятся пьяные крики, женский смех — завидно. Как там, у Блока:
Май жестокий с белыми ночами!
Вечный стук в ворота: выходи!
Стоп! Так все и началось. Засиделся я дома за деловой почтой (партнеры наши тоже в праздники пашут), а тут еще почтовик грохнулся и с сетью начались проблемы, запустил около часу ночи установку системы. Вдруг — звонок. Глюки, думаю, но вышел-таки в коридор, прислушался. Гляжу в глазок — бывший одноклассник, Вовка по прозвищу Банзай, на рогах, конечно. Ну что ж, думаю, ему можно, участвовал в каком-то локальном конфликте, а сам соображаю, как бы его спровадить, поскорее и без обид, завтра-то суббота, а следовательно день рабочий. В общем, нацепил я вымученно-радостную улыбку приоткрыл дверь и вылез, как был, в маечке и шортиках, но жалеть было уже поздно, ибо у самой двери сидит на корточках такая мамзель — молоденькая и жутко моднячая. Была она крашеная блондинка с приятной мордашкой и чувственными губками. Знакомство заняло минимум времени.
— Серега.
— Лариса.
— Оч приятно.
— Взаимно. — Девочка едва ворочала языком, а может притворялась, чтобы набиться на ночлег. Я знал, что Банзай женат, а значит домой ее не поведет.
Решили пойти за пивом, и хотя до ларька рукой подать, ходили долго, т. к. по дороге Лариса заваливалась то на Вовку, то на меня. Вовка ворчал:
— Че ты такая пьяная?
— Сегодня можно, День Победы, мои деды воевали…
— Но ты-то не воевала.
Я поспешил погасить конфликт, Банзай, как старый вояка, мог разойтись не на шутку. Я взял даму под ручку и пошел вперед, прикалываясь:
— Мадам, разрешите показать Вам наши достопримечательности, вон в том подвале я когда-то оставил свою девственность…
Она хихикнула и опять повалилась, прижавшись ко мне грудками, и я вдруг подумал, что мои ночные гости будут не такой уж обузой, вот только зря я взялся переустанавливать Миллениум.
Дома, потягивая пивко, стали с Вовкой вспоминать старых друзей и веселые деньки, прошло полгода все же с последней встречи. Ларисе это быстро наскучило, и она растянулась на диване:
— Просто полежу, — и, конечно, скоро задремала.
Банзай погасил сигарету, выключил музыку, и, кивнув назад спросил, улыбаясь:
— БУДЕШЬ?
Уж не знаю, что там отразилось у меня в глазах, но он добавил:
— Да ты не стесняйся, это девочка с улицы, снял как-то, а потом прилипла.
«Это уже становится традицией,» — подумал я, вспомнив другой случай, и последние сожаления, что открыл дверь в час ночи улетучились как сигаретный дым.
Я пригнул настольную лампу, чтобы свет был минимальным, Вовка уже возился с юбкой:
— Давай я приподниму, а ты стягивай…
Знаете, я больше не верю в романтику этого процесса: раздеть спящую девчонку — это подвиг, мы, двое парней справились за полчаса, мы вспотели и запыхались и все наше возбуждение сошло на нет. По окончании всех операций Лариса лежала на животе, раскидав руки и уткнувшись носиком в дальний угол дивана, мимо подушки. Очевидно, такая позиция пробудила в Вовкиной душе какие-то самые развратные струны и он заинтересовался той нетрадиционной дырочкой, которая была сверху, но похоже, лезть туда пальцем ему было «впадлу».
— Дай что-нибудь такое… — и пальцем показал зачем, точнее куда.
Я пробежался глазами по столику, мысленно отмел пивные бутылки, сигареты, зажигалки… и подал ему открывалку, ее деревянная отполированная ручка была чуть толще пальца и раза в полтора длиннее. Вовка прицелился как Чингачгук копьем и стал пихать рукоятку прямо вниз с видимым усилием. Меня пробрала дрожь.
— Ты что, так в наглую, разбудишь! — зашептал я, и отобрав у него открывалку, наклонил ее на нужный угол и стал потихоньку вводить, слегка поворачивая. Когда анус проглотил утолщение в середине ручки, я отпустил ее и она слегка закачалась из стороны в сторону. Банзай беззвучно заржал:
— Как у Моргунова, кино помнишь…
Он еще немного поиграл, потом, для большего сходства с фильмом, взявшись обеими руками, предварительно поплевав на них, за лезвие, вытянул открывалку и вернул на стол (завтра он забудет об этом, схватит ее чтоб откупорить пиво, и дико заорав, убежит скорее мыть руки, вызвав удивление у нашей общей любовницы).
Стянув брюки вместе с трусами, он взял рукой свой, наполовину стоящий Дундун, смазал его слюной и стал пихать его туда, где только что радовалась деревяшка, но ничего не получилось.
— Надо бы ноги чуток раздвинуть — посоветовал я.
С раздвинутыми ногами дырочка казалась доступнее, но теперь Вовке сложнее стало самому разместиться на диване, пришлось распределить свои ноги между Ларисиными в шахматном порядке. Однако дело не продвинулось ни на миллиметр.
— Хрен проссыт, попробуй сам — Вовка переместился в кресло и взял кружку с пивом.
Я быстро освободился от брюк и взгромоздился на его место, но мой Джойстик грустно глядел на то время, когда кончается рабочий день и начинается вечер. Банзай это заметил:
— Гы-гы, ты посмотри в глаза, гы-гы.
Раздвинув ягодицы спящей девушки, я наклонился поближе и прошептал:
— Дай-ка я посмотрю в твои бесстыжие глаза, шлюха!
Дырочка ануса была почти незаметна, зато ниже темнели полные губы, которые, казалось были несколько вывернуты и не сходились, клитор также торчал наружу, я растянул губки пальцами, дальше все тоже было призывно и беззастенчиво открыто. Если бы мы были одни, я бы пожалуй, по своему обыкновению, поработал в этой пещерке языком, даже несмотря на то, что она принадлежит проститутке. Вместо этого я сказал:
— Да, порядочно разработана.
— Ну дык — отозвался Банзай, — только я уже три дня шлифую без продыху, даже надоело.
Я ему не поверил, т. к. его Дундун вперил свой единственный глаз в потолок, да и мой Джойстик, после проведенных исследований обратил свой взор туда же. Придвинувшись поближе к вожделенной попке, я оценил все неудобство положения, помешавшее раньше Вовке. Приподняв бедра Ларисы, я на секунду задумался:
— Как бы…
Но Банзай уже сообразил и подсунул под нее диванный валик. Я пристроил свой Джойстик к ямке, по телу прошли теплые волны удовольствия от этого касания, но проникнуть внутрь не удавалось.
ыдавил на него маленькую колбаску крема, потом вернул поршень в шприц и присел на корточки рядом с диваном.— Гы-гы, — только и сказал мой товарищ, когда я аккуратно ввел шприц и выдавил внутрь крем. — Гы-гы, — повторил он, когда я для прикола оставил шприц болтаться в анусе Ларисы. Впрочем, все было хорошо смазано, и поэтому он самопроизвольно выпал наружу.
— Ну вот, теперь у нас с тобой может что-то получиться — услышал я за спиной и поспешно выпрямился, т. к. воспоминание о прошлом подобном случае очень живо отозвалось в моем собственном анусе, а тут старый вояка, да еще прилично нализавшийся. Оглянувшись назад, я однако, успокоился — мокрый Дундун лежал расслабленный, как будто хозяину в самом деле удалось споить его. Мой же Джойстик, напротив был в полной готовности и я вновь подвел его к запретной задней двери. Стоило чуть-чуть податься вперед, и к моей огромной радости, я начал погружаться в узкую дырочку как в волшебный сон; войдя примерно наполовину, я натолкнулся на какое-то препятствие внутри этого еще непознанного тела чужой девочки и дальнейшее продвижение стало еще более блаженным, сопровождаясь усиливающимся приятным давлением на головку. Когда Джойстик полностью погрузился, я почти лежал всем своим телом на Ларисе, и, уже не думая о том, как бы ее не разбудить, я начал делать плавные, но сильные толчки вперед, а ее тело раскачивалось на валике, который катался под ним на диване туда-сюда.
Банзай подался вперед, из своего кресла наблюдая за нашей скачкой, не замечая, даже, что стряхивает пепел с сигареты не в пепельницу, а в кружку с пивом. Его Дундун опять встал во весь рост и Вовка стал его поглаживать.
А я продолжать драть Ларискину попку, я долбил ее уже нисколько не сдерживаясь, все ее тело ходило вместе со мной ходуном, и пару раз я довольно сильно стукнул ее головой о подлокотник дивана. Теперь мне уже хотелось, чтобы она проснулась, почувствовала как ее трахают, узнала кто, и, может быть даже сказала что-то или закричала. Закрыв глаза, я даже представил себе, как схвачу ее, едва понимающую спросонья что происходит, за волосы, дерну голову назад и заору в ей правое ухо: «Тихо, шлюха, лежи, не дергайся и наслаждайся», а потом вопьюсь в ее губы своими и поймаю ее язык своим… Этого было уже не снести, при этой мысли я кончил, схватив спящее тело за талию и прижав попу к себе.
Через несколько секунд ко мне вернулась способность воспринимать окружающее, и я почувствовал, что мои колени стоят на мокром, точнее сказать, прямо в центре лужи, настолько большой, насколько позволяла ширина дивана. Я поспешно стал вытягивать Джойстика из Ларисы, что оказалось не так уж просто и сопровождалось чавканьем, которое в других обстоятельствах можно было считать забавным, даже ласкающим слух. Банзай заметил мою суету, и придвинулся ближе, чтобы узнать причину. Когда я слезал с дивана, образовался небольшой водопад, в который ушла большая часть лужи. Остатки медленно впитывались в бежевую обивку.
— Вот б-дь, обоссалась! — я был скорее удивлен, чем разгневан.
Банзаю же это показалось невероятно смешным, он сполз на пол, держась за живот и приглушенно хихикая: «Не надо было так нажимать на мочевой пузырь, он ведь полный от пива.» Успокоившись, он взял со столика салфетку и стал промакивать диван. «Да брось» — сказал я.
— А как мне…
— А давай ее развернем, пусть сама лежит в своей луже.
Так и сделали, теперь Лариса лежала в той же позе, с приподнятой попой, но в другую сторону. Вовка забрался на сухую половину дивана и стал пристраивать слегка опавшего Дундуна к заветной дверце, однако войти ему не удавалось, видимо, опьянение сказывалось. Я придвинул кресло ближе к ним и раздвинул ягодицы Ларисы так, что дырочка стала хорошо видна и даже слегка раскрылась, но то ли потому что его член был толще моего, то ли ректум сжался после заданной мной трепки и опорожнения мочевого пузыря, он никак не мог войти. Промаявшись несколько минут и окончательно потеряв эрекцию, он бросил эту затею:
— Ладно, попробую ту дырочку, пониже…
Не без труда засунув своего слабовозбужденного Дундуна в разработанную киску подруги, он начал, наконец, получать свою долю удовольствия, но ему категорически не везло. Несколько раз выпав, что постоянно влекло за собой ворчание и долгую возню с новым прицеливанием, он решился перевернуть девушку на спину, что и продел с видимыми усилиями. Лариса проснулась и я быстро отдвинулся вместе с креслом в тень, которая с ее стороны, смотря против лампы, была непроглядной. Тут, совершенно некстати, я пожалел что под рукой нет видеокамеры или хоть фотоаппарата, будь хоть какой-то намек на возможность таких событий — обязательно взял бы в конторе.
Лариса что-то невнятно пробормотала, но, похоже не протестовала против использования ее тела, и Банзай продолжил свои упражнения. Сначала наблюдать было забавно, потом стало скучно — Вовка пялил полуспящее тело в классической позиции как-то долго и однообразно, поражаюсь, как он сам не заснул, но кончил он уже в полностью спящее тело. Сам он тут же повалился рядом, я еще немного посмотрел на них, погасил лампу, и не одеваясь, ушел в другую комнату, где разбудил компьютер со свежим Миллениумом, проверил сеть и завалился спать — на другие настройки сил не оставалось.
Будильник беспристрастно разбудил меня в семь утра, дав поспать без малого два часа. В восемь я с трудом растолкал своих ночных гостей. Лариса, смущенная своим видом, второпях одевалась, я равнодушно смотрел, потягивая кофе. Гости сели пить пиво, Вовка пытался намекнуть Ларисе, что неплохо бы все прибрать, но я сказал «Оставьте, сегодня придет горничная, все уберет».
— Ты держишь горничную! — Я кивнул. Теперь, трезвая и при свете дня она могла оценить интерьер комнаты и взглянула на меня с уважением, но наткнувшись на мой взгляд, который, наверное, давал понять: «Вижу твои б-дские мысли насквозь,» опустила глаза, стала шарить ими по столику и тут увидела шприц и потянулась к нему:
— Вы чо, ночью ширялись что ли… хотя нет… без иглы…
Банзай перехватил шприц раньше ее и ловко выбросил в форточку. А за окном начинался свежий майский день, я допил кофе и поднялся, как бы говоря: «Хватит гулять, пора на работу» И в самом деле было пора.
10 — 14 мая 2003 г.
Озерный.